Чеченская конная дивизия
Шрифт:
Дошла очередь и до приведения в исполнение смертного приговора. Был вызван мулла, который объявил осужденным, что как дезертиры они будут расстреляны в спину. Мулла повернулся на восток и долго читал молитвы. Затем смертники попросили пить; им принесли воду. Взвод офицерской роты, стоя спиной к строю 2-го Чеченского полка, взял наизготовку. Осужденных отвели ровно на 20 шагов и, повернув спиной, выстроили в одну шеренгу. Это были все молодые всадники, в большинстве 19—20 лет; с них сняли черкески; они остались в бешметах и папахах. Я всматривался в их лица и в лица всадников — их однополчан 2-го Чеченского полка: меня поразило их равнодушие и какое-то у всех безучастие ко всему происходящему. Была подана команда — раздался залп. Все 6 чеченцев, как подкошенные, упали, большинство вперед лицами, а двое набок. Некоторые еще бились. Был дан второй залп, тела вздрогнули и замерли, но один еще
Сцена смертной казни произвела на меня на этот раз тяжелое и сильное впечатление. Во время Степного похода мне неоднократно приходилось видеть расстрелы и порки, но все это делалось как-то примитивно, безо всякого церемониала, и поэтому не оставляло глубокого впечатления. На этот же раз сцена запомнилась надолго, и я все старался понять и объяснить себе то бесчувствие осужденных и присутствовавших чеченцев: было ли оно вызвано дикостью, непониманием происходившего, или же слепой покорностью судьбе? Сколько я тогда об этом ни думал, ответа я не находил.
Часа два спустя после этой неприятной командировки, во время завтрака, в дивизию прибыл вновь назначенный и столь долго ожидавшийся наш однополчанин лейб-драгун полковник И. М. Кучевский. Полк ему пришлось принимать чисто номинально: 1-й Чеченский конный полк почти весь разбежался после первого же боя под деревней Оленчевка. В настоящее время жалкими остатками полка командовал харьковский улан полковник Невзоров. Полковнику Кучевскому приходилось вновь воссоздавать полк, набрав всадников в Чечне. Роль полковника Кучевского была весьма трудная и деликатная. В полк начали съезжаться офицеры Харьковского уланского полка, в надежде, что его примет полковник Невзоров, но все эти расчеты были опрокинуты телеграммой Главнокомандующего Северным Кавказом генерала Эрдели, рекомендовавшего на эту должность — командира полка — лично ему хорошо известного по мирной и боевой службе полковника Кучевского.
На следующий же день все лейб-драгуны: ротмистр Феденко-Проценко, штаб-ротмистр Генрици 3-й, я и корнет Алехин подали рапорты с ходатайством о переводе нас всех на службу в 1-й Чеченский конный полк. Штаб-ротмистр Генрици 3-й был назначен командиром 2-го эскадрона, я — командиром 4-го эскадрона и корнет Алехин — ко мне в эскадрон младшим офицером. Ротмистр Феденко-Проценко временно задержался в штабе дивизии на должности начальника команды связи. Первый и третий эскадроны принимали: харьковские уланы ротмистр Жуковский и штаб-ротмистр Титов.
13 июля остатки дивизии походом перешли в деревню Черный Рынок на берегу Каспийского моря, проделав около 60 верст. 16 июля, проделав еще около 40 верст, дивизия прибыла в село Раздольное (Терской области), а 17 июля ночью прибыла в город Кизляр. Оттуда, погрузившись на поезд, остатки Чеченской конной дивизии перешли для нового формирования в Ставрополь. Вновь же назначенные командиры четырех эскадронов и ротмистр Феденко-Проценко получили предписание выехать в город Грозный, столицу Чечни, для набора всадников.
Заканчивая на этом свои очерки о Степном Астраханском походе, я ни в коем случае не претендую на полное и всестороннее освещение действий всех частей, в нем участвовавших. Мои записки охватывает лишь то, чему я сам был свидетелем, иначе говоря лишь то, что попадало в поле моего зрения.
В заключение мне хочется упомянуть о судьбе, насколько она стала мне известной, некоторых из его участников.
Генерал А. П. Ревишин, начальник Чеченской конной дивизии, почти год спустя, в Крыму, командуя дивизией, на разведке в тумане был окружен красными в деревне Основа и взят ими в плен.
Генерал О’Рем — командир бригады, находясь в штабе дивизии и видя неминуемую гибель, успел выхватить револьвер и уложить нескольких красноармейцев, но был тут же схвачен и зарублен.
Полковник Мацнев — начальник штаба дивизии, будучи в отпуску в Батуме, в 1919 году, был убит на улице во время одного восстания.
Д-р Яниус — старший врач штаба дивизии — раненный в руку во время отхода из Крыма, в октябре 1920 года по настоянию жены своей отказался эвакуироваться и остался в Pocсии.
Штаб-ротмистр Буханов [25] — герой конной атаки у деревни Оленчевка, в прошлом — сын состоятельных родителей, дворянин, кадет Киевского кадетского корпуса, юнкер Николаевского кавалерийского училища, блестящий кавалерийский офицер, до конца гражданской войны честно сражался на фронте. Но с начала эвакуации он сошелся с крайними левыми кругами,
25
Расстрелян немцами в Париже в 1942 году. — Примеч. автора.
26
Сменовеховцы – сторонники общественно-политического течения, идеологическая платформа которого была представлена в сборнике «Смена вех», выпущенном в Праге в 1921 году группой представителей кадетской и октябристской партий. Призывали к сотрудничеству с новой властью в надежде на перерождение Советского государства.
Часть 2. Северная Чечня (аулы).
Ставрополь. 1919 год. Командование эскадроном
Тяжело громыхая, ночью, в полной темноте, поезд дотащил нас до Грозного — столицы Чечни. Взяв извозчика, мы приказали везти себя в гостиницу. Все попытки найти комнату оказались тщетными: все было занято и реквизировано. Мы в отчаянии подумывали уже возвращаться на вокзал и там в зале первого класса коротать остаток ночи, как вдруг нашего возницу осенила мысль, и, нахлестывая свою лошаденку, он снова повез нас через сонный город. Денщики наши с вьюками и седлами тарахтели следом за нами. Мы остановились у какого-то мрачного двухэтажного дома. Распахнулась дверь; до нас долетели звуки охрипшего граммофона. Любезная хозяйка с нескрываемой радостью выбежала нам навстречу, готовая, казалось, заключить нас в объятья… Нам предложили довольно посредственную комнату, но мы были и ей рады, предвкушая удовольствие выспаться и вымыться. Наши денщики сразу же вошли в свою роль: появилась горячая вода для мытья, самовар, стелились кровати. Хозяйка усиленно уговаривала нас поскорее вымыться и подняться к ней наверх, но, сославшись на усталость, мы уклонились от ее предложений. Мой денщик Гончаров смущенно сказал: «Господин ротмистр, да ведь мы попали не в гостиницу; это настоящее «заведение» — здесь только одни молодые барышни». — «Ну что же, мы все же останемся здесь, — улыбаясь, заявил ротмистр Феденко-Проценко, — не ночевать же нам на улице, а завтра, осмотревшись, перейдем». Вымывшись и напившись чаю, мы стали подумывать о сне. Вдруг страшный женский крик и шум возни раздались у самой нашей двери. Накинув бурку, я вышел в коридор: какой-то вольноопределяющийся чеченец неистово бил по лицу полуголую растрепанную женщину; она не оставалась в долгу, визжала и отбивалась. Прикрикнув на вольноопределяющегося, я приказал ему немедленно же убираться; он был, видимо, этим крайне обрадован и мгновенно скрылся, но женщина не унималась, продолжая требовать каких-то денег. Я совсем не хотел вникать в их счеты и разногласия и приказал своему денщику успокоить разбушевавшуюся женщину. Гончаров только этого и ждал; схватив половую тряпку и заткнув ею рот женщине, он сильным ударом колена выбросил ее через двери в сад. На крики прибежала и хозяйка, на этот раз сильно обиженная, упрекая нас в самоуправстве и подрыве ее «дела». Но несколько минут спустя инцидент был исчерпан, и мы, изрядно усталые, заснули под звуки граммофона и нескончаемого смеха наверху.
Проснувшись рано утром, мы отправились в Управление Чечни за предписанием. Оказалось, что наше пребывание в Грозном, очевидно, задерживалось на день-два. Нам предстояло ехать в горные аулы, только недавно покоренные и приведенные в подчинение, для набора всадников; для нашей экспедиции требовался конвой стражников, которые в то время были все в разгоне и нам приходилось их ждать. Воспользовавшись вынужденным пребыванием в городе, мы решили приобрести черкески, как нам это советовали для успеха нашей миссии. До сих пор и во все время Степного похода мы ходили в форме лейб-драгун, считая себя прикомандированными; теперь же, перейдя в 1-й Чеченский конный полк и приняв эскадрон, нам приходилось надевать форму полка. Все дни нашего пребывания в Грозном мы, четверо однополчан, ежедневно собирались вечером на обед в лучшем в то время в городе ресторане «Сан-Ремо» и, слушая музыку, за стаканом вина вспоминали наш старый полк и делились впечатлениями дня.