Чефуры вон!
Шрифт:
Ранка медленно поднялась и стала собирать вещи, запихивать их в мою спортивную сумку. А Радован себе еще один стакан налил. И разом его опрокинул.
— У бабушки будешь работать, как полагается, будешь помогать ей и деду с хозяйством. Узнаешь наконец, что такое труд, выбросишь эту свою дурь из головы. Все, нашутились. Ты знаешь, что деда болен, маразм у него и все такое. Бабушке твоей помощь не помешает. В магазин ты сходить можешь и дров нарубить… Бабушка пусть тебя научит корову доить. И в хлеву поработаешь. Так для тебя лучше всего будет. Пусть запряжет тебя на всю катушку. Я еще с ней об этом серьезно поговорю. А ты чтоб работал! Слышал меня?
Я кивнул, хотя по-прежнему не понимал, что происходит. У меня это в голове не укладывалось.
— Ну… за здоровье! Что было, то было. С сегодняшнего дня начинаем всё по-новому. Хватит уже этих сюсюканий и прочего баловства. Теперь только твердая рука. Жизнь — сложная штука. Не выйдет так, как ты и твои дружки лентяи думаете. Вы не пионеры Тито, чтоб делать все, что в голову взбредет.
А Иосип Броз Тито тут при чем? Охренеть… Ранка все еще продолжала запихивать в сумку вещи. В одну все не поместилось, и она принесла вторую. А Радован сидел и пил свою ракию.
— Из дома выходим без четверти шесть.
Какое-то время он еще смотрел, как Ранка складывает вещи, потом встал, поставил ракию обратно в шкаф и отправился спать. Я тоже встал и подошел к Ранке, чтоб помочь ей с вещами. Хотя, думаю, ни она, ни я вообще не имели представления, что и как нужно собирать для поездки без обратного билета.
Почему мы с Ранкой вспомнили Велу
Мы с Ранкой мои вещи укладывали. Укладывала, конечно, она, а я ходил за ней, как зомби, и кивал, если она спрашивала, какие класть штаны или футболку. Ранка быстро упаковала две сумки. Для нее это никогда не было проблемой. Всегда, когда мы ехали к нашим, Ранка набивала столько вещей, что все думали, что мы переезжаем. Неизвестно, какая там будет погода. Вдруг задержимся на день или два. Может, приедет Милан, и мы будем варить ракию. Ко всему нужно быть готовым. Это девиз всех чефуров. Никогда ничего не знаешь наперед.
— Тебе нужны будут зимние вещи?
Да откуда мне знать, Ранка, если даже ты не в курсе? Это я, что ли, с Радованом договаривался? Сейчас май, конец мая. Только мне-то что? Мне вообще по барабану. Как вы с Радованом решили, так и будет. Что ты меня-то спрашиваешь? Мне все это параллельно… Я не парюсь. Еду в Боснию, и всё тут. Вот и все, что я знаю. Хотя, в принципе, у нас дома никогда ничего не бывает известно заранее. Откуда тебе знать, что там будет! Уже в апреле у всех вокруг были точные планы на каникулы, только Радован с Ранкой говорили: «Посмотрим!» По-любому мы всегда ехали в Боснию, да еще всегда в одно и то же время, и всегда на три недели, и каждый раз до самого последнего момента никто ничего не знал. Радован страшно нервничал перед отъездом. И это тоже чефурские прибабахи. Ты не знаешь, на какого придурка можешь нарваться, когда будешь гнать по Боснии, и кто тебе будет трахать мозг в Хорватии, — тебя ведь зовут Радован Джорджич! — и что на этот раз потребуют от тебя боснийцы на границе, да сколько колбасы и молодого сыра хорваты разрешат тебе отвезти домой. Вообще Радована и Ранку все эти таможни доводят до белого каления. Всю жизнь они ездят по одному маршруту: Любляна — Загреб — Славонский Брод — Високо. И тут вдруг — ни с того ни с сего — границы! А потом еще: «Стой, покажи паспорт! Открой багажник! Давай техпаспорт! Кто там у тебя в Високо? А Бор тебе не родственник? Кем тебе приходится генерал Джорджич? Ты из самого Високо? Как машина, не барахлит? Как живется в Словении?» — и другие дебильные вопросы, которые могут
— Ладно, неважно, вышлем, когда понадобится.
Ну конечно. Так и есть, Ранка. Никаких проблем. Вышлешь. Наверно, даже приедешь в гости и привезешь мне мои дутики. И подарок на Новый год. И на день рождения. Если в этот день, пятого марта 2007 года, еще вспомнишь обо мне. Тогда мне стукнет восемнадцать лет. Полных. Тогда я стану совершеннолетним, и тебе больше не нужно будет отвечать за меня и волноваться из-за того, что я опять натворил. Тогда ты сможешь спокойно вздохнуть.
— Тебе еще что-то нужно?
Чтобы любили, понимали, слушали…
— Зубная щетка.
Она всегда забывает про мою зубную щетку. Каждый раз, когда мы едем к нашим, мне приходится там покупать себе новую, в этой развалюхе под названием Код Велэ [118] , которая у них типа магазин. Ранка, видно, тоже вспомнила об этом и засмеялась. Ну чего тут смешного?
— Всегда забываю. Ничего, купил бы себе новую у Велы.
Она еще больше смеется. И я тоже смеюсь. Провались ты со своей Велой! Сама чисти свои желтые зубы щеткой от Велы. Вела — это наш семейный прикол. Это соседка моих бабушки и деда, ей уже сто лет, но она все еще держит магазин на первом этаже своего дома. Даже во время войны он работал. У нее можно найти такие вещи, которые уже миллион лет не продают нигде в мире. Например, у нее можно купить «Зиродент». Самую отвратную зубную пасту на свете. Ни один смертный не знает, где Вела заказывает товар, но у нее все очень дешево, и она наша соседка, и мы постоянно ходим к Веле за зубными щетками и прочей фигней.
118
Код Велэ — у Велы (kod Vele; серб., хорв.).
И теперь Ранка ржет, чуть не писается от смеха, потому что вспомнила Велу и дедушку, который всегда, если кто-нибудь говорит, что пойдет в нормальный магазин, отвечает: «Что? А чем у Велы плохо?» А плохо там все. Ни одной нормальной вещи нельзя купить у Велы, и никогда там никого нет: сколько ни приходил, никогда не видел, чтоб кто-нибудь у нее был, а магазин этот у нее уже сто лет. Плевать этой Веле на глобализацию. Хуже всего — это сладости, когда бакица дает пять конвертируемых марок, чтоб ты себе код Велэ купил шоколадку. «Милки» там нет, а только столетней давности шоколадки «Звечево», которые Вела закупила еще во времена бывшей Юги. Но купить надо: это ведь от бабушки Милы!
— Сама себе покупай щетку у Велы.
Не помню, когда я в последний раз смеялся вместе с Ранкой. Хотя смех у нас какой-то истерический. Но зато мы, кажется, первый раз в жизни хохотали над одним и тем же приколом. Что поделаешь! Так бывает. Не срослось у нас как-то с Ранкой. Не очень мы друг друга понимали. С Радованом и то быстрее бы нашел общий язык, чем с ней, точно. С Радованом можно хоть о спорте поговорить. А с Ранкой мне вообще не о чем разговаривать. Только про Велу и наши семейные приколы, про Високо и всех наших родственников.
Для чефуров это обычное дело — лучше всего им живется в стаде. Скажем, моя семья: нас трое, лучше всего понимаем друг друга в Високо, когда там куча народу и полный бедлам. Когда там Ружица и Милан, Драгиша и Драган, Стьепан и Йована — все, короче. Тогда мы типа семья: шутим, и разговариваем, и общаемся, и душа в душу. Три недели и еще пару выходных в год. Тогда у нас Вела и всякие семейные традиции, и деда Джорджа, над которым мы все смеемся, потому что он уже начал все забывать и такие номера откалывает! Спрашивает, кто такая бабушка Мила, и не верит, что она его жена: слишком старая для него. И нам всем доказывает, что не женат он на этой старой кочерге, и злится, когда мы над ним подшучиваем.