"Чего изволите?" или Похождения литературного негодяя

Стеллиферовский Павел Антонинович

К усопшим льнет, как червь, Фиглярин неотвязный. В живых ни одного он друга не найдет; Зато, когда из лиц почетных кто умрет, Клеймит он прах его своею дружбой грязной. — Так что же? Тут расчет: он с прибылью двойной, Презренье от живых на мертвых вымещает, И, чтоб нажить друзей, как Чичиков другой, Он души мертвые скупает.

Как известно, ни Чичикову, ни Булгарину это капиталу не принесло.

Гоголь прилюдно рассказал о похождениях своего героя и, как обещал читателям, «припряг подлеца». Фигура Булгарина также не осталась загадкой. Завершим знакомство с нею весьма красноречивой оценкой.

В свое время в Москве братья Гранат выпускали многотомный «Энциклопедический словарь», пользовавшийся славой добротного и объективного издания. До революции появилось шесть выпусков, каждый в 8–9 томах. Новое, полностью переработанное издание в 58 томах начало выходить в 1910 году и завершилось в 1948-м. Некоторые тома были набраны и сматрицированы до Октября, а изданы уже при советской власти с небольшими вкладышами-добавлениями. В таком виде вышел и 7-й том, где среди прочих помещена статья о Булгарине. Она не подверглась изменениям или уточнениям.

Эта небольшая по объему статья распадается на две примерно равные части. В первой — сведения биографического порядка. А вот вторая часть явно выбивается из строгих рамок энциклопедической статьи. В ней столько чувства и личного отношения к предмету, что она скорее могла бы войти в публицистическое издание. Судите сами:

«Значение Булгарина в истории русской литературы чисто отрицательное: с одной стороны, он подделывался под низменные вкусы невзыскательной мелкой публики, униженно расшаркиваясь перед начальством, лестью окупая презрительное покровительство, с другой — в непрерывной полемике изобличал своих оппонентов из либерального лагеря в неблагонамеренности и вредном направлении. От него идет пресмыкательство в литературе и система журнальных доносов. Имя Булгарина, заклейменное уже современниками, сделалось позорной нарицательной кличкой литературных деятелей этого типа».

Хорошо сказано, каждое слово бьет точно в цель. И если мы согласились, что между Булгариным и нашими литературными негодяями много общего, то признаем, что сейчас перед нами их семейный портрет. Наверное, уже пора рассмотреть его повнимательнее…

Вот знакомый нам Загорецкий. Он появляется в доме Фамусова незаметно, как сказано в ремарке, «между прочим». Оно и понятно: лицо незначительное, но необходимое, «мастер услужить».

Загорецкий

На завтрашний спектакль имеете билет?

София

Нет.

Загорецкий

Позвольте вам вручить, напрасно бы кто взялся Другой вам услужить…

София

Благодарю вас за билет,

А за старанье вдвое.

Как известно, следующий шаг Антона Антоновича был неудачным: Горичу и Чацкому такой собеседник оказался не по душе.

Платон Михайлович

Прочь!

Поди ты к женщинам, лги им, и их морочь;

Я правду об тебе порасскажу такую,

Что хуже всякой лжи. Вот, брат,

(Чацкому)

рекомендую!

Как эдаких людей учтивее зовут?

Нежнее? — человек он светский,

Отъявленный мошенник, плут:

Антон Антоныч Загорецкий.

При

нем остерегись: переносить горазд,

И в карты не садись: продаст.

Загорецкий

Оригинал! брюзглив, а без малейшей злобы.

Чацкий

И оскорбляться Вам смешно бы,

Окроме честности есть множество оград:

Ругают здесь, а там благодарят.

А вот старухе Хлёстовой этот «лгунишка» пришелся как раз ко двору:

Я от него было и двери на запор; Да мастер услужить: мне и сестре Прасковье Двоих аранченков на ярмонке достал; Купил, он говорит, чай в карты сплутовал; А мне подарочек, дай Бог ему здоровье!

Иная публика — иные речи. Чего стоит замечание Загорецкого в ответ на реплики Фамусова и Скалозуба о вреде книг! Здесь перед нами уже неистовый гонитель просвещения: «А если б, между нами. Был ценсором назначен я, На басни бы налег; ох! басни смерть моя! Насмешки вечные над львами! над орлами! Кто что ни говори: Хотя животные, а все-таки цари».

Другой тон, хотя столь же угодливый и настроенный на нужную ноту, в разговоре с Репетиловым. Наш герой преобразился в пламенного искателя истины: «Извольте продолжать, Вам искренне признаюсь. Такой же я, как Вы, ужасный либерал! И от того, что прям и смело объясняюсь, Куда как много потерял!..»

Да, от таких признаний веет явным булгаринским душком. А от него недалеко и до прямого наговора, который сродни булгаринским доносам. Ведь именно Загорецкий, подхватив Софьино «Он не в своем уме», которое неведомые господа N. и О. превратили в утвердительное «С ума сошел!», размножил и разнес клевету:

А, знаю, помню, слышал, Как мне не знать? примерный случай вышел: Его в безумные упрятал дядя-плут… Схватили, в желтый дом, и на цепь посадили.

Дальше сплетня усилиями «мастера услужить» покатилась как снежный ком, увлекая и вовлекая всех присутствующих. Каждому, оказывается, сумел Чацкий невольно или вольно насолить, и каждый считал своим долгом добавить правдивую подробность: «Он сумасшедший… Да, он сошел с ума… Представьте, я заметила сама; И хоть пари держать, со мной в одно вы слово… В горах изранен в лоб, сошел с ума от раны… Шутка ли! переменил закон!.. Да!.. в бусурманах он! Ах! окаянный волтерьянец!.. Безумный по всему… По матери пошел, по Анне Алексевне; Покойница с ума сходила восемь раз… Чай, пил не по летам… Шампанское стаканами тянул… Бутылками-с, и пребольшими… Нет-с, бочками сороковыми…»

Но внимательно вслушиваясь в эту стройную разноголосицу, отчетливо понимаешь, что фантастические обвинения имеют под собой самые реальные основания. Чацкий не просто лично затронул каждого из фамусовских гостей — он выступил против их общего жизнеустройства, а потому разные голоса мгновенно слились в слаженный и могучий хор:

Фамусов

Давно дивлюсь я, как никто его не свяжет!

Попробуй о властях, и нивесть что наскажет!