Чего мужчины не знают
Шрифт:
Он был необычайно весел и любезен, он обнял Франка, назвал его «мон шер» и «мон ами», – но он был в то же время черств и недоверчив. Дюбаро сидел за письменным столом и молчал. Перед ним стоял маленький ящичек, соединенный проволочками с его ушами: он был глух. Франк должен был громким голосом выкрикивать свои предложения в ящичек, и это забавляло его. Оба пригласили также своего юриста, Франшето, с узенькой красной ленточкой в петлице и манерами человека, который прекрасно знает, как играть порученную ему роль, и умеет незаметно подчеркнуть самое главное.
Разговор тянулся два часа и не привел ни к чему. Фаррорт и Дюбаро прикрывались какими-то безымянными силами, которые они называли просто «наши
– Никто не испытывает большой нужды в чем-либо. Нужно создать эту нужду. Я могу обещать вам, что через год парижанин почувствует, что он не сможет начать дня, не выпив за завтраком стакан апельсинового сока, – пел Франк Данел.
Eго собеседники снисходительно улыбнулись.
– Боюсь, что эти американские методы не будут иметь успеха во Франции, – ответил Дюбаро, после того как в его ящичек прокричали хвалу рекламе.
Франк оглянулся и почувствовал, что Дюбаро пожалуй прав. Стены были покрыты засаленными, грязными зелеными обоями. На стенах не было ни единого намека на рекламу, не было даже хотя бы плаката с надписью «ешьте больше фруктов и берегите свое здоровье», как это подобало бы кабинету синдиката фруктовщиков. Франк был почти готов послать к черту все свои замыслы. Париж очарователен, если вы путешествуете ради удовольствия, но очень скверно действует на настроение, если приходится в нем заниматься делами. Он взглянул на часы и решил прервать совещание и отправиться на свидание с Марион. Когда он поднялся на ноги, Франшето заикаясь высказал предложение. Франшето собственно говоря не то, чтобы заикался, но с трудом произносил слова, начинавшиеся с букв «м» или «п». Своей ленточкой ордена Почетного Легиона он ни в коем случае не мог быть обязан своему красноречию. Он предложил отложить совещание до следующего дня. Они все рассмотрят, обсудят предложение с «нашими друзьями» – может быть можно будет говорить о пробной партии калифорнийских апельсинов, если только американская компания, председателем которой являлся Франк Данел возьмет на себя уплату пошлины.
Они расстались друзьями. Все трое явно торопились. Было уже четыре часа – самое время для свидания с женщиной для француза, имеющего возможность позволить себе эту роскошь.
Франк не успел очутиться на улице, как уже стряхнул с себя свое раздражение. Он обладал способностью концентрироваться на деле так долго, как только это было необходимо, и сразу же, по желанию, переставать думать о нем. Он старательно культивировал и развивал эту способность, – одно из его качеств, за которое его любили женщины. На углу он взял такси. Женщина лет сорока, стоявшая рядом с большим пакетом в руках, быстро села рядом с шофером.
– Надеюсь месье не побеспокоит, если я возьму с собой мою тетю? – спросил шофер с подкупающей улыбкой.
Шофер был красивым парнем, и, тетя очевидно была так крепко влюблена в него, что не могла отвести от него глаз. Франк был в восторге. Каждый раз, когда он бывал в Париже, его забавляла откровенность парижан. Женщины не стесняясь, на виду у всех кормили своих грудных детей, мужчины, после мимолетного извинения, оставляли своих дам, дожидавшихся их на улице около уборной. И любовь на каждом углу, веселая, простодушная любовь, которую принимали, как нечто естественное.
Он остановил
– Одну минуточку, – обратился он к продавщице, смотревшей на него с выжидательной улыбкой.
Он нашел адрес, но он записал только имя Эвелины и потребовалось новое умственное усилие для того, чтобы он мог припомнить ее фамилию. Фамилия звучала очень иностранно и очень по-немецки. Когда он, наконец, восстановил полный адрес – Эвелина Дросте, Дюссельдорфер штрассе, 47, Вильмерсдорф, Берлин, – он распорядился, чтобы через берлинский цветочный магазин ей был послан большой букет мимоз, и чтобы этот заказ был сделан по телефону. Заплатив по счету, он снова сел в такси в самом лучшем настроении. Судя по выражению лица «тети», его короткое отсутствие пришлось ей как нельзя более кстати. Марион жила в красивом, сонном старом доме в Пасси, на рю де ла Помп. Консъержка отдернула занавеску и небрежно спросила:
– К мадам Гюэрман?
Франк кивнул. При помощи щедрых чаевых он почти приручил этого дракона, несмотря на то, что не был французом и не имел орденов. Флора, толстая старая прислуга, исполнявшая все обязанности в хозяйстве Марион, также встретила его неприязненно. В этом доме иностранцев не ставили ни во что.
– Хэлло, дорогая! – окликнул Франк, входя в ужасную гостиную Марион, обставленную в стиле Людовика XV.
– Здравствуй, милый, садись, как поживаешь? Как доехал, как дела? – одним духом высыпала Марион и приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его.
Это был церемонный поцелуй, напоминавший те поцелуи, которыми обмениваются монархи, посещая дружественную страну.
– Новое платье? – спросил Франк, удерживая Марион на длину вытянутой руки.
– Что за мужчина! Ведь он замечает все решительно. А знаешь ты, что это такое? Пату. А сколько оно стоит? Угадай. Нет, ты никогда не угадаешь. Пятьсот франков. Я была там вчера в девять часов утра у них была распродажа, стояла настоящая очередь, но я очутилась в самом начале. Понимаешь, я могу носить модели – они сделаны для манекенш и всегда немножко узковаты сзади, но ты же знаешь, для меня это подходит… Ну, так вот, что же еще? Я надеваю платье, оно сидит хорошо, все о-кей. Цена девятьсот франков, но я бессовестно торгуюсь, и Сюзанна помогает мне. И вот – платье мое. Поди сюда, выпей коньяку. А как твои дела? Привез мне розового слона из Берлина?
Франк опустился на маленькую кушетку и чувствовал себя не совсем удобно, пока Марион делала эти попытки развлечь его. Он выпил рюмку коньяку и покачал головой. Он обещал Марион розового слона, если ему удастся продать в Берлине калифорнийские апельсины.
– Нет, к сожалению, я не привез розового слона, – сказал он.
Порывшись в портфеле, среди захваченных на совещание бумаг, он вытащил подарок, который он привез ей.
– У тебя хороший вкус, – сказала она, рассмотрев подарок. Две застежки не очень ценные, но изящные, сделанные из полудрагоценного камня, окруженного мелким жемчугом. Она снова поцеловала его и от этого поцелуя у Франка приятно дрогнули нервы. Вошла Флора с пармскими фиалками в вазе. Мебель задрожала, безделушки задребезжали. Флора бросила критический взгляд на драгоценности через плечо Марион и снова вышла из комнаты.