Чего мужчины не знают
Шрифт:
– Ну, а как тебе понравились берлинские женщины? – спросила Марион, садясь рядом с Франком и ласково гладя его кончиками пальцев за правым ухом. – Ужасны они? Они всегда ходят в галошах?
Франк
– Право не знаю. Я не смотрел на женщин, ответил он.
– О, поди! – насмешливо и скептически воскликнула Марион.
– Честное слово. Я жил как монах.
Марион взглянула на него и стала серьезнее.
– Интересно… – медленно произнесла она.
Франк налил себе еще коньяку. Внезапно Марион очутилась у него в руках, опираясь на его колено. Ее губы в легких дразнящих поцелуях скользили по его лицу.
– Лев, которого не кормили целую неделю, – прошептала она, подчеркивая слова поцелуями.
Он взял ее на колени и поцеловал долгим, ищущим поцелуем.
– Ты думал обо мне в Берлине? – шепнула она.
– Нет, ответил
– Ты рад, что вернулся? Тебе недоставало меня?
– Нет, ни чуточки.
Марион встала и потянулась. Она улыбнулась ему лукавой улыбкой и направилась к дверям. Когда она скрылась в дверях спальни, Франк поднялся, пригладил волосы, глубоко вздохнул и последовал за нею.
Квартира мадам Гюэрман состояла из трех комнат. Рядом с гостиной, прекрасной по своим пропорциям комнаты в три окна, обставленной ужасной золоченой мебелью, обтянутой шелком цвета слегка подгнившей клубники, находилась маленькая темная столовая, по словам Марион – в нормандском стиле, и спальня с ее гордостью настоящей староанглийской кроватью. Это была кровать с четырьмя высокими колонками, небольшим балдахином из кретона и действительно замечательным матрасом. В Америке такую кровать можно было бы купить в любом мебельном магазине, но Франк с почтением узнал, что кровать была настоящей английской и являлась в Париже ценной редкостью. С годами он даже привязался к этой кровати, как привязываются к дачному месту, которое регулярно посещают.
Конец ознакомительного фрагмента.