Чехов Том пятый
Шрифт:
– Негодяй! Мучитель!
И разорвала в клочки газету…
Жалею, что в моей квартире не живет Ауэрбах, Шпильгаген или иной романист, ищущий «новых людей»… Они воспользовались бы моей незнакомкой…
….
Я чувствую, что благоговение мое мало-помалу обращается в страстную любовь. Да, я люблю ее! Боже, какая пропасть разделяет меня от нее! Душа ее полна гражданской скорби, я же давно уже утерял свои идеалы и, затертый средою, живу пошлыми интересами толпы…
Но, тем не менее, я, не будучи в силах преодолеть себя, иду к рыжему дому и звоню к дворнику.
После третьей бессонной ночи посылаю ей визитную карточку. Видел сегодня, как она, прочитав газету, ударила кулаком по подоконнику. О, вы, Каравеловы, Муткуровы, Салюсбери, кондуктора конножелезки, сахарозаводчики! Отчего я не в силах отплатить вам за все страдания, которые вы ей причиняете?..
….
…Сегодня (10 сентября) муж ее спустил меня вниз по лестнице. Я счастлив. Ради нее я готов на все жертвы!.. Настоящее объяснение я откладываю на завтра…
….11-е сентября. Придя сегодня к ней, я застаю ее за газетами. Пробежав наскоро две-три газеты, она вдруг падает на стул и издает стон…
– Дорогая моя, - говорю я ей, целуя ее руку.– Что волнует вас? Поделитесь со мной вашими скорбями и, верьте, я сумею оценить ваше доверие! Ну скажите, отчего вы сейчас плачете?
– Как же мне не плакать?– говорит моя незнакомка.– Вы посудите: сегодня нам нужно платить за квартиру, а мой балбес-муженек дал в газеты только 60 строчек! Ну, разве мы можем так жить? Вчера он написал ровно на 11 руб. 40 коп., а сегодня я едва насчитала три рубля! Ну не несчастна ли я? Нет, и злой татарке не пожелаю быть женой репортера! Он негодяй! мерзавец! Вместо того, чтобы работать, у Саврасенкова сидит! Постой же, придешь ты!..
….«О, женщины, женщины!» - сказал Шекспир, и для меня теперь понятно состояние его души…
ДРАМА
Действующие лица:П а п е н ь к а, имеющий 11 дочерей-невест.
М о л о д о й ч е л о в е к.
Ф а л д а.
М о л о д о й ч е л о в е к (махнув рукой и сказав: «Плевать! двум смертям не бывать, одной не миновать!», входит в кабинет к папеньке). Иван Иваныч! Позвольте просить у вас руки вашей младшей дочери Варвары!
П а п е н ь к а (потупив глазки и жеманничая). Мне очень приятно, но… она еще так молода… так неопытна… И к тому же… вы хотите лишить меня… моего утешения… (слезы точит)… опоры моей старости…
М о л о д о й ч е л о в е к (быстро). В таком случае… не смею настаивать… (кланяется и хочет уходить).
П а п е н ь к а (стремительно хватая его за фалду). Постойте! Рад! Счастлив! Благодетель мой!
Ф а л д а (жалобно). Трррр…
ДЛИННЫЙ ЯЗЫКНаталья Михайловна, молодая дамочка, приехавшая утром из Ялты, обедала и, неугомонно треща языком, рассказывала мужу о том, какие
– Но, говорят, жизнь там необычайно дорога?– спросил он между прочим.
– Как тебе сказать? По-моему, дороговизну преувеличили, папочка. Не так страшен черт, как его рисуют. Я, например, с Юлией Петровной имела очень удобный и приличный номер за двадцать рублей в сутки. Все, дружочек мой, зависит от уменья жить. Конечно, если ты захочешь поехать куда-нибудь в горы… например, на Ай-Петри… возьмешь лошадь, проводника, - ну, тогда, конечно, дорого. Ужас как дорого! Но, Васичка, какие там го-оры! Представь ты себе высокие-высокие горы, на тысячу раз выше, чем церковь… Наверху туман, туман, туман… Внизу громаднейшие камни, камни, камни… И пинии… Ах, вспомнить не могу!
– Кстати… без тебя тут я в каком-то журнале читал про тамошних проводников-татар… Такие мерзости! Что, это в самом деле какие-нибудь особенные люди?
Наталья Михайловна сделала презрительную гримаску и мотнула головой.
– Обыкновенные татары, ничего особенного… - сказала она.– Впрочем, я видела их издалека, мельком… Указывали мне на них, но я не обратила внимания. Всегда, папочка, я чувствовала предубеждение ко всем этим черкесам, грекам… маврам!..
– Говорят, донжуаны страшные.
– Может быть! Бывают мерзавки, которые…
Наталья Михайловна вдруг вскочила, точно вспомнила что-то страшное, полминуты глядела на мужа испуганными глазами и сказала, растягивая каждое слово:
– Васичка, я тебе скажу, какие есть без-нрав-ствен-ны-е! Ах, какие безнравственные! Не то чтобы, знаешь, простые или среднего круга, а аристократки, эти надутые бонтонши! Просто ужас, глазам своим я не верила! Умру и не забуду! Ну, можно ли забыться до такой степени, чтобы… ах, Васичка, я даже и говорить не хочу! Взять хотя бы мою спутницу Юлию Петровну… Такой хороший муж, двое детей… принадлежит к порядочному кругу, корчит всегда из себя святую и - вдруг, можешь себе представить… Только, папочка, это, конечно, entre nous*… Даешь честное слово, что никому не скажешь?
____________________* между нами (франц.).
– Ну, вот еще выдумала! Разумеется, не скажу.
– Честное слово? Смотри же! Я тебе верю…
Дамочка положила вилку, придала своему лицу таинственное выражение и зашептала:
– Представь ты себе такую вещь… Поехала эта Юлия Петровна в горы… Была отличная погода! Впереди едет она со своим проводником, немножко позади - я. Отъехали мы версты три-четыре, вдруг, понимаешь ты, Васичка, Юлия вскрикивает и хватает себя за грудь. Ее татарин хватает ее за талию, иначе бы она с седла свалилась… Я со своим проводником подъезжаю к ней… Что такое? В чем дело? «Ох, кричит, умираю! Дурно! Не могу дальше ехать!» Представь мой испуг! Так поедемте, говорю, назад!– «Нет, говорит, Natalie, не могу я ехать назад! Если я сделаю еще хоть один шаг, то умру от боли! У меня спазмы!» И просит, умоляет, ради бога, меня и моего Сулеймана, чтобы мы вернулись назад в город и привезли ей бестужевских капель, которые ей помогают.