Чекисты рассказывают. Книга 3-я

Шмелев Олег

Я ответил, что все это понимаю и постараюсь выполнить задачи, поставленные передо мной.

— Вот и хорошо! — одобрил Сергей Сергеевич.

Он встал, потеплел его взгляд, растаяло в глазах недоверие. Положил тяжелую руку мне на плечо и закончил наш разговор дружеским советом:

— Я, милый, не идеалист, а практик... Вовсе неважно, на кого работать! Важно, чтобы тебе было хорошо!

Так как же я должен был ответить на вопрос следователя, когда он спросил меня: на кого я работал? Я ответил:

— Да, я вполне сознательно связал две задачи: работать на ЦРУ и вести по заданию НТС на территории СССР пропагандистскую

работу на разложение советского общества!

Но следователя мой ответ не удовлетворил.

— Давайте все же уточним, — поставил он вновь вопрос. — Кто вам платил деньги?

— В конечном счете американская разведка... — ответил я.

— Это правильно. Кто вас окончательно подготовил к работе на советской территории?

— Американская разведшкола...

— Кто осуществил ваш заброс в Советский Союз?

— Американские военные власти.

— Так на кого же вы работали?

А вот на последний вопрос мне и не хотелось отвечать, хотя ответ напрашивался сам собой. Но он уничтожал начисто целую полосу моей жизни, моих надежд, моей веры... Но вопрос поставлен. Мне ничего не оставалось, как признать, что работал я на американскую разведку.

VII

Меня привезли в американскую разведшколу. Здесь не оставалось места для лирики. И я сразу почувствовал, что там, в Бад-Гомбурге, занимались мы предварительной тренировкой, готовясь к тому, чтобы не сломал нас настоящий режим работы. Учителями у нас здесь были кадровые офицеры разведки. Нас обрядили в военную форму, в школе был введен военный порядок. Мы считались военнослужащими со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Программа была напряженной. Мы изучали радиодело, работу с радиопередатчиками, методику ухода от пеленга, радиокоды и шифровку, способы подделки различных документов, способы сбора разведывательной информации и ее передачи.

Группа, с которой готовили меня к забросу, состояла из трех человек.

Мы друг друга знали лишь по кличкам. Меня окрестили Владимиром, мои товарищи были Михаил и Сергей. Мое имя отдали другому.

Михаил был старше меня. В сорок втором году он был призван в армию, в первом же бою сдался в плен. Почему он не вернулся в сорок пятом году на родину, можно только догадываться.

Напарники мои не вызывали у меня ни симпатий, ни доверия. Их движущей силой был страх. Они боялись вернуться на родину, боялись отказаться от задания, бедствовали до поступления в разведшколу. Один работал чернорабочим в Марокко, другой приехал из Бразилии, где погибал в оловянных рудниках. Трусость была главной чертой и того и другого. Я понимал: если хотя бы один из них попадется в России, он выдаст меня, не раздумывая.

Итак, подготовка к забросу была наконец завершена.

Нас щедро снабдили всем необходимым. Выдали нам по шесть тысяч рублей в советских денежных знаках. Для особых нужд каждый из нас получил по шестьдесят золотых десятирублевок царской чеканки. Эти средства давались нам только для начала. Нам были вручены радиопередатчик, шифроблокноты и различные документы.

Мне был сделан паспорт на имя Владимира Петровича Кудеярова, уроженца деревни Нижняя Вырка Калужской области. Но меня предупредили, чтобы я на этот паспорт особо не полагался, а искал подлинный паспорт живого человека.

Под

какими именами и фамилиями сбрасывали моих товарищей, я не знал, как и они не знали, что я превратился в Кудеярова. Для нашего общения остались клички.

Каждый получил по бесшумному пистолету и по ампуле с ядом.

И я заметался. Сомнений в правильности выбора у меня не было. Я был уверен, что смогу выполнить все задания, что найду нужных людей, завяжу связи и вернусь назад. Но я не хотел связывать свою судьбу со своими спутниками. Не верил я им!

Мы тщательно изучали район выброски по очень подробной карте. Кругом леса, болота. Далекий пеший путь. Стоит оторваться от спутников, и они меня никогда не найдут. А большего мне и не нужно. А когда я устроюсь, то и отказаться от встреч с ними не составит сложности. Увидят мою работу — смирятся. У каждого из нас были свои выходы на связь с центром.

Виктор Михайлович растрогался и прослезился при прощании.

— Я уверен, когда вернешься, ты у нас станешь живой легендой.

Мне было приятно услышать эту фразу.

Сергей Сергеевич был суров и сдержан.

— Не знаю, — говорил он. — Не знаю, как у тебя с ненавистью, Сергей Тимофеевич. И боюсь. Расслабишься — попадешь тут же им в руки. Но пощады от советского правосудия не жди. Там его нет. Большевики за все свои деяния давно заслужили атомный яд. Ты думаешь, они не заслужили такой кары?

 

Сначала самолет взял круто курс на юг. Под крылом возникло море. Сели на острове в Средиземном море, на военной базе. Из самолета не выходили.

Затем ночной перелет. Опять посадка. Заменили самолет. Таких самолетов мы не видели до той поры. В его конструкции были какие-то неожиданные особенности. Сопровождающий нас офицер объяснил на очень плохом немецком языке, что над границей мотор будет выключен и самолет полетит как планер. Потом опять будет включен, и мы проникнем в глубь советской территории.

Несколько дней ждали погоды. Но не летной, солнечной погоды, а дождя и тумана.

Но вот и настала последняя ночь нашей жизни в этом мире. Самолет разбежался по бетонной дорожке и оторвался от земли.

Сначала мы шли на огромной высоте. Заложило уши, голову сдавила нестерпимая боль. Потом стало легче. Сопровождающий офицер следил за полетом по карте.

Мой прыжок — последний.

Сначала Сергей, за ним Михаил и я. Прыжки с точно рассчитанными интервалами.

Замолк мотор. Началось планирование. Оно длилось бесконечно долго. Самый напряженный момент. Засекут радары или нет? От этого зависела наша судьба. Но узнать, замечен ли наш перелет, нам не дано. Наконец опять заработал мотор, самолет шел, не набирая высоты.

— Близко! — предупредил нас офицер.

Через несколько минут команда:

— Первый!

Сергей вошел в отсек для катапультирования. Толчок. В отсек вошел Михаил, я стоял за ним. Толчок. Офицер положил тяжелую руку мне на плечо. Моя очередь.

Я показал ему на часы. Офицер тоже показал мне на часы. Я начал втолковывать на немецком языке, что мое время не пришло. Офицер удивился, открыл планшет и посмотрел на расписание. Показал мне свою запись. Я начал его уверять, что мой прыжок должен быть через несколько минут. Офицер совал мне карту, но я ему показал свою карту с отметкой, которую я нанес сам перед полетом. Из кабины пилота вышел штурман.