Чекисты [Сборник]
Шрифт:
Иван Спиридонович помялся, кашлянул и тихо произнес:
— Полина Акимовна, эти товарищи из органов…
— Из каких органов? — растерянно переспросила Полина Акимовна, и смуглый молодой человек, сидящий в кресле, рассмеялся. А мужчина постарше повернулся к ней и пояснил:
— Мы сотрудники Комитета госбезопасности и просим вас и Ивана Спиридоновича быть понятыми. — Он протянул Полине Акимовне маленькую книжечку с фотографией в углу. В ней что-то было написано…
— Хорошо, хорошо, — согласилась Полина Акимовна, пытаясь сообразить, что она должна понимать. Потом вспомнила, что понятые — это люди, присутствующие
Дальнейшее никак не укладывалось в ее сознании. Капитан Половцев спокойным, обыденным голосом стал говорить о том, что в помещении музея агентами иностранной разведки заложен тайник и его нужно изъять, осмотреть, обезвредить.
Музей… Иностранная разведка… тайник… и это после дня, наполненного шарканьем ног бесчисленных посетителей.
Еще Половцев говорил, что все это должно сохраняться в тайне… Полина Акимовна в ответ кивала:
— Да… да… да…
Потом все встали и пошли, она побрела за ними, не веря тому, что происходит.
В залах музея никого не было, и звуки шагов глохли в их просторах. Половцев сухо бросил:
— Виктор Александрович, мы не на экскурсии.
Комаров невольно отстал, разглядывая картины и скульптуры. Он внезапно подумал, что вот бы прийти в Эрмитаж, когда никого в нем нет. Побродить одному по пустынным залам, побыть наедине со всем этим миром, смотрящим со стен. Ведь изо дня в день он находится под пристальными взглядами тысяч посетителей и чувствует себя не совсем удобно… А когда опустеют залы, прозвенит звонок, богини и купальщицы не будут стесняться своей наготы; Вольтер шевельнется в мраморном кресле, побарабанит пальцами жилистой руки по подлокотнику, вспомнит, о чем он думает все это время, и громко рассмеется; оплывший голый Вакх подмигнет и опрокинет в рот чашу, которую ему надоело держать в руках…
— Иду, иду, — ответил Виктор и прибавил шагу.
— Кам там сказано? — спросил Половцев.
— …Войдите в зал искусства Нидерландов пятнадцатого — шестнадцатого веков и направьтесь в залы искусства Фландрии семнадцатого века и искусства Голландии тоже семнадцатого века. Их соединяет короткий узкий коридор, над входом в который есть номер двести пятьдесят восемь, — процитировал по памяти Комаров. — В этом коридоре никаких экспонатов нет, и поэтому сотрудники музея за ним не наблюдают.
«…Все это правильно, все совершенно верно, — думала Полина Акимовна, — все это так знакомо, привычно…»
Половцев сказал:
— Вот и номер двести пятьдесят восемь, вот и коридорчик с тремя окнами, выходящими на улицу Халтурина. Здесь можно остановиться, отдохнуть, полюбоваться на оригинальное здание напротив и даже облокотиться о подоконник. Место выбрано продуманно.
За окном по мостовой с монотонным гудением ползла уборочная машина. Какой-то нетерпеливый шофер дал короткий отрывистый сигнал. Скрестив на животе руки, Полина Акимовна привалилась плечом к стенке и сокрушенно смотрела на то, чем занимаются эти люди. Все это не укладывалось в ее сознании.
— Вот оно, третье по ходу окно, — сказал Половцев и пальцем стал считать ребра батареи парового отопления под подоконником: — Между пятым и шестым…—
Он присел, покачал головой, выпрямился, вынул из кармана электрический фонарик и снова присел: — Рука еле-еле войдет…
— Ее нужно вставлять ладонью кверху, —
— Иначе и не достанешь, — подсвечивая фонариком, заметил Половцев. — Глубоко запрятано. Уборщица никак не заденет. Прошу удостовериться, товарищи.
Иван Спиридонович присел с натугой и сказал:
— Да, что-то есть.
Половцев поманил Полину Акимовну.
Она тоже присела и в глубине между батареей и подоконником увидела продолговатый, тускло поблескивающий предмет величиной с футляр для авторучки.
— Осинин, действуйте! — бросил Половцев.
Третий сотрудник присел, нацелившись фотоаппаратом, глаза резанула яркая вспышка.
Половцев запустил руку под подоконник.
— Тянуть нужно не на себя, а книзу, — напомнил Комаров.
— Помню, — ответил Половцев и извлек небольшой футляр, сделанный будто из кожи, с черной полосой посредине. Половцев приложил его к краю подоконника и сказал: — Прилипает неплохо…
Потом снова сидели за столом в комнате Ивана Спиридоновича. Половцев осторожно развертывал пакет и раскладывал на листе бумаги вынутые предметы. Фотограф что-то колдовал с объективом аппарата.
Комаров достал из кармана листки чистой бумаги и разгладил их на столе.
— Начнем составлять протокол?
— Минутку, — вдруг засуетился Иван Спиридонович. — У меня есть хорошая бумага, вот… — Он вынул из стола пачку листков.
Комаров взял, посмотрел один листок на свет и положил рядом с собой:
— Спасибо. Бумага что надо. Я на ней письма девушке буду писать, а для протокола сойдет и эта.
— Так, пожалуйста, я дам еще. — Иван Спиридонович снова полез в ящик стола, а Комаров ответил:
— Спасибо, мне хватит. Она живет в Ленинграде, и я предпочитаю встречаться с ней лично.
Половцев вынул из пакетика свернутые в трубку листочки и стал диктовать Комарову:
— Из пакета были извлечены: сверток, в котором были один лист бумаги, похожий на простую, — он попросил у Ивана Спиридоновича линейку, обмерил лист и продолжал: — размером 147 на 54 миллиметра и два листка серовато-зеленоватого оттенка размером 146 на 21 миллиметр, обладающих слабым ароматическим запахом. Та-ак. Дальше. Листки фотобумаги, на которых снято мелким шрифтом письмо и инструкция. Первый листок начинается словами… сейчас прочитаем. Тут полный сервис, — Половцев развернул станиолевый пакетик и поставил на стол крохотную лупу: —…начинается словами: «Дорогой друг! С тех пор как я вернулся в мою страну, я много раз думал, как глубоко Вы сознаете ту серьезную проблему, перед которой находится сейчас весь Русский Народ и остальной мир…» И заканчивается: «…мы знаем по опыту, что другие, находясь в таком же положении, как и Вы, сумели оказать большую помощь в борьбе с Советским Деспотизмом».
Половцев усмехнулся:
— Ишь, оба слова написаны с заглавной буквы. Вежливые. Прошу удостовериться.
Иван Спиридонович склонился над лупой и сказал: «да-да». Полина Акимовна долго не могли найти свои очки. В крохотном стеклышке лупы расплывались и прыгали русские буквы, отпечатанные на машинке. Половцев продолжил:
— Следующий листок начинается словами: «Мы уверены, что Вы отдаете себе отчет в том, как опасно в такой работе вызвать подозрения со стороны Властей…»— И снова усмехнулся: — «Властей» написано тоже с заглавной буквы. Прошу удостовериться.