Чекисты [Сборник]
Шрифт:
И вот Коля, тщательно проинструктированный, ушел назад — ушел один, маленький, беззащитный — может быть, навстречу смерти. Однако она пощадила храброго мальчугана. Добравшись до знакомого офицера, он рассказал ему все, что «увидел» у нас. А «увидел» он многое: и хорошо вооруженных бойцов, которых видимо-невидимо, и танки, и пушки.
И что самое примечательное — Коля снова сумел к нам пробраться. На этот раз мы отправили маленького храбреца в другую сторону — на попутном катере за Волгу. Сделали это, несмотря на энергичные его протесты: мальчуган просил оставить его в Сталинграде.
Сталинградская
На моих глазах гибли многие мои товарищи, сам я был тяжело контужен. Но переправа оставалась в наших руках. И это было самым важным: ведь из-за Волги вот-вот должны были появиться наши резервы.
В один из критических моментов, когда казалось, что враг опрокинет нас в реку, я решился на контратаку. При этом, чтобы ошеломить противника, наметили ударить с двух сторон. Своему помощнику Ромашкову я дал пятнадцать бойцов, себе взял «из резерва» десятерых. Вот такими «силами» мы и должны были потеснить немцев.
И что же? Потеснили.
Реальная угроза захвата Сталинграда вызвала необходимость эвакуации мирного населения. Большую группу женщин и детей решено было отправить пароходом. Но к тому времени, когда он отчалил от пристани, немцы уже вышли на берег Волги. И, конечно, тихоходное речное судно представило для них прекрасную мишень. Пароход загорелся и стал тонуть. Обезумевшие пассажиры бросались в воду, надеясь спастись вплавь. Немцы их хладнокровно расстреливали, хотя и видели, что за люди плыли на этом пароходе.
Недалеко от правого берега, занятого немцами, была песчаная отмель. Вот туда-то и выбрались те, что плавали получше. Были спасены и многие дети. Ну, а что дальше? В ста метрах — немцы. А до «своего», левого, берега — широкое водное пространство.
Узнали об этом несчастье в городском штабе обороны, стали прикидывать: как помочь людям?
И вот я получаю задание: выехать на место, принять все необходимые меры. Мне дают моторку, и я с выделенным в помощь нашим сотрудником Грошевым двинулся вверх по Волге.
Разбитый, исковерканный город дымился. На тракторном заводе, среди его обрушенных пролетов, кипел бой.
Заметив нас, немцы открыли пулеметный огонь. Опереди вспарывали воду. Но мы, ловко маневрируя, избежали фашистских пуль. Потом заехали на косу, что отделяет Ахтубу от Волги. Когда же коса кончилась, решили пристать к левому берегу и дальше идти пешком: иначе было не добраться.
На прибрежном участке, который был напротив песчаной отмели, мы встретили бойцов железнодорожного батальона. Я посмотрел на отмель в бинокль, и сердце мое сжалось. На плоской песчаной низине ни деревца, ни кустика. Виднеются лишь маленькие бугорки. Это люди, спасшиеся от смерти, вырыли себе руками окопы.
В городском штабе я слышал разговор об использовании бронекатеров Волжской флотилии. И только здесь понял, что этот вариант
Оставалось лишь одно: успеть вывезти их за короткий срок с девяти до десяти часов вечера, пока не взошла луна. Главное при этом — сохранить тишину. Если при подходе наших лодок к отмели кто-нибудь подаст голос, — немцы немедленно откроют огонь.
Мы договорились с командиром расположившейся неподалеку зенитной батареи, чтобы они заранее пристрелялись по засеченным огневым точкам врага. Это на тот случай, если немцы откроют огонь во время спасания женщин и детей.
Для спасательных работ были выделены семь лодок. Одна за другой они ушли в темноту. Расположив бойцов на полотне железной дороги, я внимательно наблюдал за ходом операции. Время тянулось медленно — каждая минута казалась чуть ли не часом. Несколько успокаивала тишина в расположении немцев и на отмели. Наконец, когда, казалось, прошли все сроки, подошла первая лодка, за ней вторая, третья. Солдаты бережно выносят на руках детей, раненых, женщин. Кажется, все? Нет, идет еще одна, последняя лодка. И вдруг в ней пронзительно вскрикнул раненый ребенок:
— Мама, мне больно!
Только эти слова! Но немцы их услышали, и сразу заговорили пулеметы, автоматы, в небо взлетели ракеты.
К счастью, все кончилось благополучно. Всех спасенных— а их было семьдесят два человека — мы отвели в укрытие. Их покормили, напоили чаем, раненым оказали помощь.
Дальше все шло по плану. Утром подошли машины, и всех спасенных увезли в тыл. А я вернулся в сражающийся, непокоренный Сталинград, где дорог был каждый человек, который мог держать оружие.
Враг наседал все яростнее. Мы потеряли счет дням и ночам. Днем багровый дым заслонял солнце, ночи были светлыми от пожаров.
Нас оставалось все меньше, но отступать мы не собирались. Да, собственно говоря, и некуда было отступать.
И вот однажды, в самый разгар боя, боец Мрыхин крикнул, показывая на Волгу:
— Смотрите, смотрите!
Я оглянулся и не поверил глазам: по широкой реке, вскипающей от разрывов и пулеметных очередей, к нашему берегу мчался катер с бойцами. Вражеские снаряды ложились спереди, сзади, справа, слева. А катер бесстрашно летел вперед. Это придало нам силы. Мы кинулись в атаку, и немцы, не выдержав нашего удара, отошли.
Между тем катер пересек реку, и на берег сошел бравый полковник. Потом я узнал, что это был командир 42-го полка 13-й гвардейской дивизии Елин.
Так я впервые увидел гвардейцев, увидел и подумал:, «Вот это армия! С такой мы разобьем врага».
Потом в Сталинград переправился со своим штабом генерал Родимцев. Начался новый, победоносный этап великой битвы на Волге.
Среди памятников, воздвигнутых в легендарном волжском городе, есть и памятник чекистам. Он очень прост: бронзовый воин застыл на пьедестале с мечом в руке. И я думаю, что чекисты вправе гордиться этим памятником: их участие в сталинградском сражении по достоинству оценено народом.