Человек без лица
Шрифт:
– Она врет! – выкрикнул Зубров. – Она все врет!
Вдруг Надежда встала, подошла к шефу и едва слышно прошептала ему на ухо, глядя при этом на Зуброва:
– Это он виноват в смерти Людмилы!
– Я не виноват! – заверещал Зубров, пытаясь вскочить. – Я ничего о ней не знал…
Тут до него дошло, что он сам себя выдал, и Зубров бессильно опустил голову.
Шеф тем временем встал и подошел к окну, взглянул на здание напротив и снова повернулся к Надежде.
– Вам нужно было всего лишь проверять, задергивают ли ваши сотрудники шторы во время разговора! – проговорила Надежда,
И тут она вспомнила, где видела его. Не человека, а именно лицо.
Надежда Николаевна не была фанатом косметологии, самое большее, что она себе позволяла – время от времени ходила на массаж лица. И вот там, в кабинете косметолога, от нечего делать просматривая рекламные проспекты и журналы, она увидела рекламу крупной клиники пластической хирургии. В проспекте был целый разворот с изображениями лиц, которые предлагала клиника своим клиентам. Надежда тогда еще удивилась, как люди соглашаются лишиться своего собственного лица, заменив его на красивую маску из рекламного проспекта…
Так вот в чем дело!
Этот человек сделал пластическую операцию, поэтому его лицо кажется таким неподвижным! И сделал он ее не для того, чтобы скрыть какой-то дефект внешности. Он сделал ее для того, чтобы стать неузнаваемым, чтобы начать новую жизнь под новым именем и с новым лицом!
Как и Людмила Барсукова. Которая, правда, операции не делала, но имя тоже поменяла…
Шеф снова взглянул в окно и просвистел мелодию. Надежда узнала первые такты арии Манрико из оперы «Трубадур».
В этот момент Надежда поняла, кто стоит перед ней на фоне окна.
Не случайно этот человек так интересуется смертью Барсуковой! Наверняка это Крендель! Ну да, он, собственной персоной! Он перехитрил своих конкурентов и подельников во время продажи наркотиков, скрылся, изобразив собственную смерть, изменил свою внешность, купил новые документы, легализовал грязные деньги и занялся крупным бизнесом. Встав на ноги, он вспомнил о любимой женщине…
Это с ним встречалась Людмила Барсукова в театре! Не бросал он ее, деньгами поддерживал… А может, и правда любил…
Вот попала-то она, Надежда, в историю! Если только этот тип догадается, что она его узнала, то проживет она после этого очень недолго, и так-то непонятно, как ей отсюда выбраться, а тогда…
Главное, поняла Надежда, чтобы Крендель не догадался, что она его рассекретила…
Надежда перевела дыхание и продолжила:
– Как я понимаю, Зубров решил на этом заработать. Он передавал содержание разговоров кому-то из ваших конкурентов, но передавал не напрямую. Он боялся то ли их, то ли вас, то ли всех сразу, и поэтому избегал непосредственных контактов. У него был связной, которому раз в неделю передавали конверт с информацией. И даже конверт приносил не сам Зубров, он поручил это своей дочери! – Надежда покосилась на опустившего голову Зуброва. – Мерзавец впутал девочку в криминал, заставил ее рисковать вместо себя! А потом, когда дело пошло вразнос, он сбежал, бросив жену и дочь на произвол судьбы…
– Я понял, что он – редкая сволочь, – перебил Надежду шеф. – Об этом нетрудно догадаться. Но при чем здесь Людмила Барсукова? Вы говорили, что узнали, кто
– Как раз к этому я подхожу! Связной, о котором я вам говорила, жил с Людмилой в одном подъезде. Маша Зуброва, которая приносила ему конверты, как-то столкнулась с ней, но Людмила не узнала девочку – она в тот день была без очков, а ведь она очень плохо видела…
Шеф кивнул – он-то прекрасно знал о плохом зрении Барсуковой!
– Так вот, из-за плохого зрения Людмилы все и произошло, – продолжила Надежда. – В их подъезде накануне перевесили почтовые ящики. Маша Зуброва принесла конверт, как обычно, в среду и положила его в ящик связного. А Людмила, не разглядев номер на ящике, взяла этот конверт. Думала, что это ее ящик, случайно он открылся тем же ключом. Взяла она конверт, принесла его домой и благополучно о нем забыла.
Но тот человек, который ждал этот конверт, связной Зуброва, спустился к почтовому ящику, не нашел там конверта и понял, что его забрала Людмила. Столкнулся с ней у лифта, наверное. Или догадался, что произошло, увидев перевешенные ящики. Конверт был ему очень нужен, он должен был вернуть его во что бы то ни стало, причем, мне кажется, вернуть не позднее выходных…
– Ну да, – кивнул шеф. – Торги, в которых участвует моя фирма, проходят по понедельникам.
Надежда подходила к самому главному, самому трагическому эпизоду. От волнения у нее пересохло в горле.
– Нельзя ли воды? – попросила она.
– Распорядись, чтобы принесли воды, – повернулся шеф к одному из своих подручных. – И мне заодно кофе.
Тот что-то вполголоса проговорил в переговорное устройство.
Надежда облизала губы и продолжила:
– В субботу связной увидел, как Людмила ушла в театр, выждал немного и пробрался в ее квартиру. Дольше ждать он не мог. Но Людмила вернулась из театра раньше времени – уж не знаю, отчего так случилось, могу только догадываться…
Лицо шефа потемнело. Уж он-то точно знал отчего.
– Так вот, – продолжила Надежда, – Людмила вернулась раньше времени и застала того человека у себя в квартире… Ну, дальнейшее понятно – она подняла шум, и он убил ее. Так часто бывает, если квартирного вора застают на месте преступления…
– Значит… – проговорил шеф севшим от волнения голосом, – если бы в тот день Людмила не ушла из театра раньше времени, она осталась бы жива…
– Выходит, так, – кивнула Надежда.
Она понимала, что этому человеку придется теперь жить с сознанием того, что он, пусть косвенно, виноват в смерти любимой женщины. Но Надежда ничуть ему не сочувствовала – он сам был виноват в смерти многих людей, так пусть хоть так ему воздастся за его прежние дела.
– Так что тот человек, который убил Людмилу, уже вне вашей досягаемости, – закончила Надежда свой рассказ, кивнув на фотографии. – С ним уже без вас разобрались… Думаю, это сделали те люди, которым они с Зубровым передавали информацию.
– Врешь! – закричал Зубров и попытался вскочить со стула. – Врешь, кошелка старая! Все придумала, потому что у тебя маразм, ничего не можешь доказать!
– Ах вот ты как! – разозлилась Надежда. – За кошелку, между прочим, ответишь отдельно! Доказать не смогу? А это ты видел?