Человек безумный. На грани сознания
Шрифт:
«И действительно, так оно часто и происходило. Таким образом, три – то же самое, что семь или девять… Равнозначность, нестерпимая для логического мышления, кажется совершенно естественной пралогическому» (там же. С. 174). Белые колонисты, знакомые с подобными особенностями мышления первобытных людей, часто их обманывали, как малых детей или сумасшедших.
«Туземцы Мельбурна потеряли одного из своих, погибшего, казалось бы, совершенно естественной смертью. Некоторые из друзей погибшего прибегли к обычному приему розыска виновника смерти, заключающемуся в рытье рва… В соответствии с полученными указаниями они направились
Рытье рва означает следующее: рыли в месте, где лежал покойник, до тех пор, пока не выползет какой-нибудь червяк. В какую сторону поползет червяк, там живет настоящий убийца.
В данном примере видны и непроницаемость для опыта, и равнодушие к противоречиям, и к тому же он выводит на дорелигиозные представления. Леви-Брюль считает, что религии даже в форме анимизма у носителей партиципированного мышления нет.
Партиципация и анимизм
«Я сказал бы, что в коллективных представлениях первобытного мышления предметы, существа, явления могут непостижимым для нас образом быть одновременно и самими собой, и чем-то иным», – пишет Леви-Брюль. Например, бороро считают, что они – красные ара. «Это вовсе не значит, что только после смерти бороро превращаются в ара или что ара являются превращенными в бороро и поэтому достойны соответствующего обращения. Нет, дело обстоит совершенно иначе. Это не имя, которое они себе дают, это также не провозглашение своего родства с ара, нет. Бороро настаивают, что между ними и ара присутствует тождество по существу» (там же. С. 62, 63).
Анимизм – это культ. Бороро «не делают ара предметом культа» (там же. С. 354). Это означало бы обожествление самих себя, а они от этого далеки, ибо в их психике нет места для Я. Если нет понятия Я, невозможно обожествлять себя. Бороро считают себя красными попугаями на бытовом уровне. Но ведь быт и религия – это совершенно разные сферы.
«Люди превращаются в животных каждый раз, когда они надевают шкуру этих животных (тигра, волка, медведя и т. д.)… Их не занимает вопрос, перестает ли человек быть человеком, превращаясь в тигра, или тигром, делаясь снова человеком» (там же. С. 82). Это восприятие на бытовом уровне, а не религия.
Анимизм представляет собой антропоморфизацию природы, справедливо считает Леви-Брюль. Это усмотрение в природе различных воль, душ, духов, как это видится в самом человеке. Это уже натурфилософия, которой у носителей партиципированного мышления нет. «Факты не только не позволяют нам приписывать первобытным людям предварительное самоуглубление в собственную деятельность и обобщение, основанное на результатах этого самосознания, факты запрещают нам приписывать первобытному человеку ту совершенно логическую и последовательную (по крайней мере первоначально) философию природы, какой должен был быть анимизм» (там же. С. 83).
Анимизму
«Если спросить знаменитого нганга (колдун у африканцев. – В.Т.), при помощи какого духа или какой души он действует, он безмолвно посмотрит на вас, исполненный ужаса. Никогда он и не думал о подобной вещи, слишком уж опасной. Одним словом, бафиоты не знают самых элементарных духов» (там же. С. 84).
Анимизму нет места в партиципированном сознании, потому что оно вообще не различает психического и физического, тогда как анимизм базируется на данном различении.
Обращаясь к колдовскому средству, партиципанты не думают, что в нем есть некий дух, они обращаются к самому средству (Леви-Брюль, 1999 в. С. 440, 441).
«Откуда берется болезнь? От птиц… Птицы устроили собрание в теле; последнее выражение означает, что животные, причиняющие болезни, могут собраться в большом количестве; в иных случаях говорят, что животные устроили колонию или «общий дом» в теле» (Леви-Брюль, 1999а. С. 214). Просто, ясно, буднично: птицы (не духи птиц: они сами, как таковые) устроились в человеке, как в курятнике, и гадят и галдят, а человек болеет.
Басуто не говорят, что у них болит голова. Они говорят, что кто-то отъедает голову или выгрызает ее изнутри (Леви-Брюль, 1999 в. С. 486).
«Существуют у них сказки о происхождении каждого из возделываемых ими растений, но нигде не фигурирует высший творец или создатель мира… Здесь как будто сказывается характерная особенность манеры мышления этих туземцев, обнаруживающаяся также и в других областях: представление о целокупности вещей и явлений у них отсутствует. Природа, по их представлению, конгломерат отдельных единиц, одна от другой независимых» (там же. С. 384). И это то, что толкователи Леви-Брюля называют сопричастностью? Это шизофреническое представление о мире, а не анимистическая религия, основанная на сопричастности.
В 1931 г. Леви-Брюль выпустил книгу Le surnaturel et la nature dans la mentalit'e primitive («Сверхъестественное и природа в первобытной психике»; русский перевод 1937 г.), в которой развил свои идеи, т. к. у него накопился новый материал. На русский язык название этой книги тоже перевели неверно: «Сверхъестественное в первобытном мышлении».
Леви-Брюль в этой книге показывает, какой бардак в сознании первобытных людей в восприятии реальности и ирреального, какая перепутаница того, что происходит, и того, что им видится. Главную идею из названия убрали.
Очень интересным является свидетельство Ауа Кнуда Расмуссена, который исследовал эскимосов, будучи наполовину эскимосом, зная язык и обычаи.
«Мы не верим, мы боимся, – говорили ему эскимосы. – Мы не знаем, как что происходит, мы не можем сказать, почему это происходит, но мы соблюдаем правила, чтобы уберечь себя от несчастья. И мы пребываем в таком неведении, несмотря на шаманов наших, что все необычное вызывает у нас страх. Мы боимся всего, что видим вокруг себя. Мы боимся всех невидимых вещей, которые нас окружают. Мы боимся всего, о чем говорится в преданиях и мифах наших предков» (там же. С. 378, 379).