Человек из Преисподней: Часть 1. Дом
Шрифт:
Мозг человека устроен так, что на бессознательном уровне анализирует малейшие отклонения от нормальности. На определенном уровне сходства робота с человеком машина перестает восприниматься как машина и начинает казаться ненормальным человеком, а может, даже и ожившим трупом, зомби. И мозг, не понимая, чем вызваны эти несоответствия и чего ждать от этого… монстра, начинает испытывать тревогу и даже панику. Эффект усиливает полная симметрия лица робота, которая практически невозможна для человека, отсутствие мимики, неестественная дерганность и ломаность движений… Все это в совокупности и дает эффект от неприязни до страха. А если прибавить то, что пережил мелкимпацаном Сергей… на всю жизнь их возненавидишь!
Однако психологи Академии не зря ели свой хлеб. Аркадий Андреевич, разложив все по полочкам, дал начальный толчок пониманию – ведь страх, если он
Конечно, сразу, как по мановению волшебной палочки, страх не исчез. Аркадий Андреевич подолгу беседовал с воспитанником, водил на тренировки старших курсов, показывая, как курсанты лихо расправляются с тренировочными машинами, водил в Мастерские, где они наблюдали, как их разбирают по винтику, ставя на службу Дому, зачитывал Книгу Почета. И даже проводил сеансы гипноза. Он словно плавил страх внутри мальчика, превращая его в зачатки той боевой ярости, что понадобится спустя годы для работы в паутине. Но лишь через год еженедельных занятий Сергей почувствовал наконец, как страх начинает исчезать. Отступает, отпуская его. Словно уходил воздух из шарика, превращая его из красного, надутого ужасом пузыря в жалкую сморщенную тряпочку. К тому же поддерживали и батькины слова: не тот смел, кто ничего не боится, а тот смел, кто смог преодолеть свой страх… Да и не могло быть иначе. Когда тебя окружают воины и воспитывают воины, когда Зал Совета увешан трофеями, а на Мемориале высечены имена тех, кто погиб в бою за Дом, когда, изучая историю своей страны, ребенок видит всю ту длинную череду войн и набегов, через которую прошли русские люди, сохранив свое Отечество – у него просто не остается шанса вырасти трусом. Из поколения в поколение передаются славные дела и свершения – и ты тянешься за ними, оглядываешься, стараешься подражать, боишься подвести, не оправдать оказанного тебе доверия… Ты чувствуешь длинную череду предков, уходящую вглубь веков, которые молча стоят у тебя за спиной… и уже одно это не дает оступиться. Как в песне про Вечный огонь: «…И мальчишкам нельзя ни солгать, ни обмануть, ни с пути свернуть» [66] .
66
Песня «Вечный огонь», более известная по первым словам как «От героев былых времен…».
Знайка ждал их в транспортной галерее за территорией – гражданских в Академию если и пускали, то за редким исключением. Сидел на полу, прислонившись к стене, читал что-то с экрана планшетника.
– Вы чё так долго?! – едва завидев друзей, принялся возмущаться он. – Я уж и на площадку сходил, и в Библиотеку!.. Сколько вас караулить?
– Да только отпустили… – развел руками Серега. – Сначала история, потом к психологу…
– Ну и все, свободны на выходные? Домой?
– Да. Пошли, проводишь нас, – кивнул Гришка.
Подсвечивая фонариками в коридорах и переходах, где свет из экономии не горел, друзья зашагали на первый уровень.
Как-то так повелось, что в увольнительные дни Знайка всегда провожал друзей до дома. Времени, чтоб видеться, оставалось не так много, всего два-три дня в месяц – либо, к примеру, как сегодня, мельком в Библиотеке. Но уж зато когда встречались – компенсировали полностью. Игра на детской площадке их теперь интересовала мало, они считали это уделом мелочи и карапузов. Дом сам по себе был огромной игровой площадкой, не до конца еще изведанной и потому таинственной. В этом гигантском параллелепипеде оставалось немало укромных уголков, которые посещались чрезвычайно редко, особенно – на нижнем, жилом уровне. Да и на остальных тоже хватало. В северной и северо-восточной части Дом был населен плотно – но в южных и юго-западных блоках подавляющее большинство отсеков стояли необитаемы, а коридоры темны и таинственны. Раздолье для пацанов!
То придумают шалаш строить – причем выбирают где потемнее и пострашнее; то забираются вглубь блока и бродят там, светя фонариками, по пыльным, давно не убиравшимся отсекам… то там же, в этих самых отсеках, организовав соседских пацанов, в войнушку играют, кроша в капусту злобные механизмы… В эти дни они полностью забывали об Академии, об уроках, дисциплине и муштре, полностью отдаваясь приключениям. Жаль только, что пролетали два дня как одна минута. А в понедельник – снова занятия. Следующий месяц.
– Сегодня не выйдете уже? – спросил
– Меня не выпустят, – покачал головой Серега. – Сейчас мама ворчать начнет: « И так тебя дома не видим… куда тебя опять понесло… дай поглядеть…». Как всегда.
– Сегодня дома посидим, а завтра с самого утра за тобой, – кивнул Гриша.
Знайка вздохнул.
– Ладно. Я тогда утром за вами зайду. А сегодня у меня Люк запланирован.
Друзья переглянулись, и Серега пожал плечами. Вот что с ним делать, со шпинделем упертым?..
С некоторых пор Знайка повадился ходить к Люку. Придет, сядет напротив – и смотрит. Будто взглядом прозреть пытается. Люк – забранный решеткой и забетонированный проем в потолке Убежища – стал для него чем-то вроде тихого помешательства. Загадка. Такая, казалось, близкая, что протяни руку и возьмешь…
Сказать по правде, Люк интересовал не только Знайку. Пожалуй, он был загадкой для каждого нового поколения детей Дома. Это потом уже, взрослея, они постепенно теряли интерес – каждодневные заботы, новые увлечения, семья-работа-дети выходили на первое место… Люк становился хоть и интересной, но давно приевшейся тайной. Абсолютное большинство он именно что интересовал… Знайку же буквально сводил с ума. Дверь, ведущая в никуда… дверь, через которую нельзя пройти… Но ведь что-то же есть за ней! Тут и впрямь от любопытства взвоешь. И он лопатил архивы без устали, пытаясь приоткрыть хотя бы краешек этой жгущей его изнутри тайны…
Где-то он узнал, что такой же люк есть и в полу первого уровня, прямо посреди Площади. Два раза шустрого пацана ловили за попыткой раскопать газон – на Площади, как и в Парке, были разбиты клумбы и посажен кустарник – и во второй раз глава коммунальщиков даже сделал внушение его родителям. Илья малость унялся, но рыть архивы не перестал. Тщетно. Ни единого упоминания. Ни в архивах, ни в Библиотеке, ни в Оперативном Журнале. Говорили, что даже и в секретной части сведений не содержится – и Знайка все ждал, когда же он, наконец, вырастет, займет важную должность и получит допуск, чтоб проверить самостоятельно. И может быть – кто знает – докопается до истины! О Люке ничего не помнил даже сам дед Никита. Взрослые говорили, что поначалу его вроде бы пытались вскрыть – да только бросили, так и не осилив. Углубились на полметра… на метр… но бетон вдруг сменился мощной стальной плитой – на том и закончилось. Хотели рвать динамитом – одумались. Главный инженер, прикинув, запретил. Ну его к черту, так ведь можно и собственное жилище развалить. Проделаешь дыру – а оттуда машины полезут. Да и куда он мог вести?.. Судя по всему, это просто ошибка проекта, ненужное отверстие, которое строители залили бетоном за ненадобностью. Именно так и говорил главный инженер. И уж кто-кто, а он знал свое дело крепко.
– Знай, да ну тя с твоим Люком к лешему! Как побудешь там – двое суток потом тормозной… – набычился Гриша. – У нас два дня выходных!.. Сядем опять на казарму – хоть обсидись! Лучше подумай пока, чем завтра займемся!
– Ладно… – согласился Илья. – Тогда в Библиотеку опять пойду. Хочу у деда Никиты книжку выпросить. Шагалова. Ну, знаете… Может, даст уже наконец?..
Гришка фыркнул. Тетралогия Шагалова «Право на…» была известна на весь Дом. Боевые книги! Как притащили их в сто первом году – так и началось… Только успели библиотекари в электронку перевести – и пацаны ну качать из базы! Да и взрослые мужики за ними не отстают! И за уши не оттянешь, по пять раз читана. На этих книгах не одно поколение выросло. Вот хотя бы батькино боевое имя – Добрыня. Очень уж подозрительно оно совпадало с позывным Данила Добрынина, главного героя. Уж наверняка батька тоже по молодости был под впечатлением – настолько, что и себе взял точь-в-точь. Тем более что имена-то у них одинаковые! Сам он не признавался никогда, усмехался только хитренько, когда сын спрашивал – но наверняка так оно и есть. И ведь не зря говорят, что имя определяет… ногу-то он в итоге так и потерял!
Только вряд ли дед Никита даст мелкому эти книги. Даже при том, что не по годам развит, десятилетку за пояс заткнет. Рано ему. В книгах хоть и есть мораль – но и страсти всякие. Мутанты, жуткости, таинственности, фигли-мигли со временем… С двенадцати лет ее в Библиотеке дают, даже Серега с Гришкой еще не читали, только рассказы от старших пацанов слышали.
– Не даст, – авторитетно покачал головой Гриша. – Ты маленький пока. Там по возрасту ограничение.
Илюха надулся было, ища, как бы в ответ уколоть – но Серега, толкнув его в бок, примирительно сказал: