Человек из пропавшей страны

Шансов Григорий

– Мне неинтересны ваши болезни, мне интересно, сколько вы здесь зарабатываете.

Она вручила ему его документы:

– Все, Сафаров, можете идти. Можете вообще не учиться и всю жизнь оставаться неучем.

Марат забрал документы, но остался на месте и продолжил:

– Вот скажите мне. У вас высшее образование, у вашего ректора и у всех здесь. Хоть кто-нибудь из вас, образованных, знает, почему развалился СССР?

– Вы как со мной разговариваете? Что за тон, молодой человек?

– Извините за тон. Просто у меня есть вопросы, на которые никто не может

ответить. Вы в том числе. А это вам на чай.

Он встал и положил на стол несколько купюр. Глаза сотрудницы института округлились.

– Это что еще?! Вы издеваетесь?! Заберите это и уезжайте в вашу деревню!

– На Западе так принято, называется "чаевые".

– Я выброшу ваши деньги в мусор! – она сгребла бумажки со стола и бросила в корзину.

– Мне все равно. Извините, если что.

– Вы наглый и дерзкий молодой человек! Идеологические провалы страны не дают вам права так себя вести!

Сафаров вздохнул, глядя на гневное лицо сотрудницы, и вышел в коридор. Как только дверь закрылась, девушка достала деньги и спрятала в сумочку.

Вечером Сафаров рассказал родственникам, у которых ночевал, что забрал документы, и они тактично попросили его съехать. Спрашивали, когда домой, и все такое. Сафаров наутро же собрал вещи, попрощался с родными, отправился на рынок и сложил свои немногие пожитки в углу ларька Артема. Он был уверен, что не пропадет.

Глава 11. Новое пристанище

Наступил вечер и люди потянулись в свои дома, где отдыхали в комфорте, встречались с близкими, смотрели телевизор. На кухнях готовился ужин: шкворчали сковородки, жарилась картошка, варился борщ, нарезался салат и заливалась свежим квасом окрошка. Домашний уют, который начинаешь ценить, когда у тебя его нет, ты в чужом городе, и нет угла, куда приткнуться и переночевать.

Сафаров шел по адресу, который дал знакомый того самого Алексея с рынка, с которым однажды разгружал "КАМАЗ" цемента. Сдавалась комната. Ветхий дом почти в центре города, построенный из рассыпающегося кирпича, с облезлой штукатуркой и большими окнами, забранными фанерой вместо разбитых стекол. Вокруг дома росли старые деревья, ясным днем закрывающие свет солнца, так что заходя во двор, будто оказываешься где-то в мрачном лесу. Привычных дорожек к дому не было вовсе, только протоптанная земля, которая превращалась в жижу после дождя. Когда-то тропинками служили старые настилы из досок, но их кто-то украл на дрова, а новых не положили.

Марат зашел в узкий подъезд, поднялся по крутым скрипучим деревянным ступеням на второй этаж и постучал. Ему открыл мужичок, высохший от спирта и курева. На правой руке не хватало пальцев.

– Проходи, – сиплым голосом сказал он и Сафаров очутился в тесной прихожей, заставленной вещами. В нос ударил спертый воздух. Под ногами валялось несколько пар обуви. Из соседней комнаты доносился шум пьяного разговора.

– Насчет комнаты? Как звать? – сиплым голосом спросил хозяин.

– Марат.

– Татарин?! – неизвестно чему обрадовался хозяин

и протянул левую руку. После неуклюжего рукопожатия Марат ответил:

– Наполовину.

– Кто там? – из комнаты донесся грубый прокуренный голос.

– Сосед это мой, новый, – отозвался хозяин и снова повернулся к Сафарову. – А я Гриша. Потрехалов. Вот твой угол, заходи, располагайся.

Он толкнул дверь в небольшую комнатку и включил свет. Внутри стояли кровать, шкаф и тумбочка. Забрызганное краской окно смотрело сквозь листву деревьев на стену ближайшего дома. На облезлом полу лежал истертый половик, а с потолка свисала одинокая пыльная лампочка на проводе. Гриша удалился, прикрыв дверь. Марат сел на кровать. Не пятизвездочный отель, но на первое время сойдет. Дверь открылась и снова появился Гриша:

– Пошли, тебя зовут.

– Кто?

– Большие люди. Пошли, посидишь с нами. Не бойся.

Марат бросил дорожную сумку в шкаф и пошел следом. В соседней комнате за большим столом сидели четверо. На столе стояла водка, на газетах лежала рыба, картошка и прочая закуска. Пепельницы доверху забиты окурками, а в воздухе клубился табачный смог. Мужчины замолчали и окинули пришедшего мутными взглядами.

– Ну, проходи, садись, гостем будешь, – один из них, весь в наколках, показал на свободный угол. Гришка сгреб с того места луковую шелуху и придвинул шаткий табурет. Марат сел. Ему тут же налили водки в стакан. Он выпил пару глотков и закусил картошкой.

– Пей, малой, пей. Звать как?

– Марат.

– Татарин, что ли?

– Наполовину, – скромно ответил он, закусывая на удивление вкусной вареной картошкой.

– Ты ешь, не стесняйся. Откуда будешь?

– Из деревни под Младогорском.

– А здесь с какими целями? – человек с наколками закурил новую папиросу, щурясь от дыма.

– Да так, в институт поступать.

– Хорошее дело, – в разговор вступил второй, высокий, худой, в тельняшке и с лихими кудрями.

– Кем будешь то? – поинтересовался первый.

– Да уже никем. Провалил экзамен.

Человек в наколках ухмыльнулся.

– Да, господи, эти корочки сейчас никому не нужны, – с презрением буркнул высокий в тельняшке, тот самый, который только что сказал "хорошее дело".

– Я бы так не торопился, – в разговор вступил третий, в тонком истертом свитере, с животом и прилизанными жидкими волосами. Он оттопырил нижнюю губу и вытер рукой пот со лба. – Сейчас не нужны, а потом нужны. Вот как ты завод построишь без образования? Что, всем в торгаши идти? Страну развалили, гады!

Высокий отрицательно замотал головой. Его нестриженные грязные волосы растрепались в разные стороны:

– Ну и кому нужны твои корочки? Племяш мой ларек держит. Так у него за день выручка по три “лимона”! Ты когда такие бабки заработаешь? – он поднял руку с крючковатыми пальцами и потряс ей для убедительности.

– Ладно, не в этом счастье. Была бы баба, водка и баня, – резюмировал главный и обратился к юному гостю:

– Мать и отец кем будут?

– Отец дальнобойщик, а мать в совхозе весовщицей.