Человек из пустыни
Шрифт:
— Извини… Нервы пошаливают. Не обращай внимания.
Тёплая рука Серино робко завладела похолодевшей рукой Эсгина.
— Думаешь, я ничего не вижу? — тихо сказал он, заглядывая Эсгину в глаза серьёзно и внимательно. — Тебя что-то мучит, тебе очень плохо. Ты не должен страдать в одиночестве. Может быть, я могу тебе помочь?
— Ты? — горько усмехнулся Эсгин. — Нет, ты мне не поможешь. Спасибо, конечно… Я очень благодарен тебе за участие, но помочь ты мне ничем
— Сначала расскажи, в чём дело, — сказал Серино, завладевая и второй рукой Эсгина. — А могу я помочь или нет, позволь решать мне.
— Рассказать? — растерялся Эсгин, уронив одеяло с плеч. — Но я не могу этого рассказать!
— А ты попробуй, — сказал Серино мягко, но настойчиво. — Расскажи только то, что считаешь возможным.
Эсгин беспомощно озирался по сторонам, но их окружал только туман, молчаливый и жуткий. Его ладони тонули в тепле рук Серино, а от его доброго и ясного взгляда никуда нельзя было спрятаться. Эсгин с отчаянием обречённого вскинул голову.
— Рассказать?
Серино улыбнулся.
— Расскажи. Не бойся.
— Ладно, — сказал Эсгин глухо. — Если тебе так интересно, изволь. Откровенность за откровенность… В общем, у меня будет ребёнок.
— Так вот почему ты зябнешь, — улыбнулся Серино, поднимая одеяло и снова закутывая им Эсгина. — Но ведь это же здорово! Почему ты не рад?
— Да уж, здорово, — невесело усмехнулся Эсгин.
— А твой друг… Он знает? — спросил Серино.
— Друг? Я бы не назвал его другом. — Эсгин повернулся лицом к туманному саду. — Да, он знает, но он предложил мне избавиться от ребёнка, а когда я сказал, что не стану этого делать, он самоустранился.
— Как это? — нахмурился Серино.
— Так. — От горечи в горле Эсгин едва мог говорить, но всё же продолжал: — Не спрашивай, кто он и почему мы с ним больше не можем быть вместе.
— Я и не желаю его знать, — проговорил Серино сурово и серьёзно. — Потому что он самый настоящий подлец. И трус.
Эсгин застонал и повернулся к нему спиной.
— Нет, дело не в этом… Не то чтобы он был подлецом, просто… Нет, я не могу рассказать тебе всего. Просто не могу.
— Хорошо, не надо. — Серино, мягко взяв Эсгина за плечи, повернул его к себе лицом. — Скажи только одно: ты его любишь?
Эсгин зябко повёл плечами и поморщился от подступившей к горлу горечи и дурноты.
— Да какая уж там любовь… Я не знаю, что это. Что угодно, но только не любовь.
— Ну, тогда и расстраиваться не о чем, — сказал Серино решительно. — Он не стоит того. Он ещё пожалеет, что отказался от своего
— Не думаю, что он пожалеет, — сказал Эсгин. — Он ему просто не нужен. Он может сильно испортить ему репутацию. Равно как и связь со мной.
Серино покачал головой.
— Это не имеет значения. Он недостоин ни тебя, ни этого ребёнка.
— Не знаю, — вздохнул Эсгин. — Я и сам ещё не до конца уверен, как мне поступить. Может быть, и правда не стоит мучиться, а просто принять какие-нибудь таблетки, и…
— Что ты говоришь! — ужаснулся Серино, схватив его за плечи. — Нет, ни в коем случае не делай этого! Ведь это не только убьёт ребёнка, но и может навредить тебе самому, понимаешь? Это опасно!
У Эсгина вырвался долгий тяжкий вздох.
— Я и родителям ничего не могу сказать. Если они узнают… Это позор. Нет, лучше умереть!
— Нет! — воскликнул Серино, от волнения стискивая его плечи сильнее и встряхивая. — Так не должно быть, и этого не будет. Я этого не допущу.
— А что ты можешь сделать? — невесело усмехнулся Эсгин, смахивая вновь выступившие слёзы.
Серино опустил голову и задумался. Впрочем, его раздумья были недолгими: через несколько секунд он вновь поднял взгляд — посветлевший, спокойный, решительный и ласковый.
— Выход есть, — сказал он. — Не нужно никаких таблеток… Не уничтожай в себе новую жизнь и не подвергай опасности собственную. Лучше стань моим спутником — если ты, конечно, не гнушаешься родством с садовником. И этого ребёнка я признаю своим.
Эсгин не сразу смог заговорить. Он не знал, то ли ему смеяться, то ли плакать, и не мог понять, шутит ли Серино или говорит серьёзно. Глаза Серино смотрели на него открыто, спокойно и ласково, в них не было и тени насмешки, и Эсгин был потрясён.
— Ты это серьёзно? — пробормотал он.
— Вполне, — ответил Серино.
— И ты можешь вот так, не задавая вопросов, не зная всей правды… — начал Эсгин ошарашенно.
— Могу, — перебил Серино. — Если нужно спасти твою честь, твою жизнь и жизнь ещё одного существа, я сделаю это без колебаний. Мне не нужны детали, довольно и того, что я узнал.
Изумление, восхищение, горечь и печаль — все эти чувства Эсгин испытывал одновременно, глядя на Серино. Ещё примешивалась грустная нежность, искренняя тёплая симпатия и недоумение, а сердце вдруг на миг замерло и сладко сжалось.
— Поступок, достойный лорда, — проговорил он.
— Я Дитмар, — сказал Серино. — Пусть и не по крови, но всё же я ношу это славное имя. А Дитмар по-другому поступить не мог бы. Если бы был жив милорд, я уверен, он бы одобрил моё решение.