Человек из тени
Шрифт:
— Ты хороший коп, Джим. Я тебя знаю. Ты будешь помнить эту свою промашку до самой смерти, и это правильно. Думаю, ты такой ошибки не повторишь. — Она вздыхает. — Кроме того, основную свою миссию здесь ты выполнил. С ребенком ничего не случилось.
— Спасибо, лейтенант, но от этого мне не легче.
— Давно пакет доставили?
Он секунду думает.
— Часа полтора назад. Да. Дежурная сестра принесла его мне и сказала, что его доставил какой-то парень. Она решила, что я смогу передать его вам.
— Иди и узнай поподробнее. Как передал, как выглядел,
— Слушаюсь, мэм.
Джим кидается к дежурной, а я смотрю на конверт.
— Давай заглянем внутрь.
Я открываю конверт. Достаю соединенные скрепкой листки. Читаю: «Привет, агент Барретт!» Этого мне достаточно.
— Это от него. От них.
— Черт!
Мои ладони слегка увлажняются от волнения. Я знаю, мне следует прочесть письмо, но я с ужасом думаю об очередных откровениях преступника. Вздыхаю и принимаюсь читать.
Привет, агент Барретт!
К этому времени, полагаю, вы уже влезли в самую гущу этого дела. Вы и ваша команда. Как вам понравился видеофильм, который я для вас снял? Думаю, мне удалось очень удачно подобрать музыку.
Как поживает маленькая Бонни? Она кричит и плачет или просто молчит? Иногда я об этом думаю. Передавайте ей от меня привет.
Мои мысли по большей части посвящены вам. Как заживают раны, агент Барретт? Все еще спите голой? А слева от кровати на столике лежит пачка сигарет? Я там побывал, и должен заметить, вы во сне довольно громко разговариваете.
— Вот скот, — шепчет Дженни.
Я передаю ей листочки:
— Подержи секунду.
Она берет листки. Я бегу к ближайшему мусорному баку, где меня выворачивает наизнанку. Он побывал в моем доме! Смотрел, как я сплю! Меня пронзает ужас, следом тошнотворное осознание вмешательства. Затем приходит ярость. За ней все еще гнездится ужас. В голове только одна мысль, она голосит: «Это может случиться снова!» Все мое тело трясется, я бью кулаком по мусорному баку. Вытираю рот тыльной стороной ладони и возвращаюсь к Дженни.
— Ты в порядке?
— Нет. Но давай закончим.
Она возвращает мне листки. Они дрожат в моей руке, но я продолжаю читать.
Мэттью и Алекса, какой кошмар! Вы одна среди призраков. Смотрите на свое обезображенное лицо в зеркало. Так печально.
Мне думается, что со шрамами вы красивее, хотя, наверное, вы в это не верите. Я могу вас ободрить, агент Барретт, хоть разок, для разнообразия. Шрамы не печать позора. Они следы выживания.
Вас, наверное, удивляет, что я протягиваю вам руку помощи. Не обольщайтесь: это только для того, чтобы игра стала занимательнее. В мире полно людей, которые могли бы неплохо за мной поохотиться, но вы… Мне кажется, вы лучшая из них.
Я приложил много усилий для того, чтобы вернуть вас в игру, осталось только одно, лишь одна рана, на которую нужно наложить швы.
Охотнику требуется оружие, агент Барретт, а вы не смеете к своему прикоснуться. Это нужно исправить, восстановить баланс в игре. Пожалуйста, воспользуйтесь прилагаемой к данному письму информацией, которая может помочь вам справиться
Из ада,
Джек-младший
Я переворачиваю страницу. Смысл изложенного доходит до меня практически сразу. Все вокруг меня затихает и замедляется. Я вижу, что Дженни говорит со мной, но слов не слышу.
Мне становится холодно. Зубы стучат, я начинаю дрожать, мир клонится куда-то в сторону. Сердце колотится все быстрее и быстрее, затем внезапно возвращается звук и кажется мне ударом грома. Но мне все еще так холодно.
— Смоуки! Господи… Доктора!
Я слышу ее, но говорить не могу. Не могу перестать стучать зубами. Вижу, как подходит доктор. Он щупает мне лоб, смотрит в глаза.
— У нее тут шок по полной программе, — говорит он. — Положите ее. Ноги повыше. Сестра!
Дженни наклоняется надо мной:
— Смоуки! Скажи что-нибудь.
Мне очень жаль, но не могу, Дженни. Я застыла, весь мир застыл, солнце тоже застыло. Везде смерть, все уже умерли или умирают.
Потому что он прав. Я прочитала документ, приложенный к письму.
В нем подчеркнуты строчки:
«Баллистической проверкой установлено, что пуля, извлеченная из тела Алексы Барретт, выпущена из пистолета агента Барретт».
Да, я застрелила собственную дочь.
Я слышу странный звук, он меня удивляет, пока я не догадываюсь, что сама его издаю. Это рев, он начинается глубоко в горле и поднимается октава за октавой. Кажется, что он длится вечно.
И вдруг наступает тьма. Слава Богу.
19
Я прихожу в себя на больничной койке, около меня сидит Келли. Больше никого в палате нет. Видя лицо Келли, я понимаю, почему она здесь.
— Ты знала, не так ли?
— Да, милая, — говорит она, — я знала.
Я отворачиваюсь от нее. Я не чувствовала себя такой опустошенной, такой безжизненной с того момента, когда я очнулась в палате после ночной встречи с Сэндсом.
— Почему ты мне не сказала?
Не знаю, чувствуется ли в моем голосе гнев. Да мне и наплевать.
— Доктор Хиллстед попросил меня не говорить. Он не считал, что ты к этому готова. И я согласилась. Я и сейчас так считаю.
— В самом деле? Ты думаешь, что знаешь так чертовски много насчет меня? — Голос звучит резко. Я сама слышу в нем злость и яд.
Керри даже не морщится.
— Я знаю одно: ты до сих пор жива. Ты не сунула дуло пистолета в рот и не спустила курок. Так что я ни о чем не жалею, лапонька. — Следующую фразу она говорит почти шепотом: — Это не значит, что мне не больно, Смоуки. Ты же знаешь, как я любила Алексу.
Я смотрю на нее, и злость уходит.
— Я не виню тебя. И его. И может быть, он в конечном итоге прав.
— Что ты этим хочешь сказать, милая?
Я пожимаю плечами. Я устала, как же я устала!