Человек из тени
Шрифт:
Я смотрю на Бонни и криво улыбаюсь.
— Готова? — спрашиваю я.
Она кивает.
— Ну что ж, тогда пошли.
Я знакома с хозяином. Он снайпер. Бывший морской пехотинец. У него теплый взгляд, но за ним прячется холод. Он видит меня и рокочет низким басом:
— Смоуки! Давненько тебя не видел!
Я улыбаюсь, показываю рукой на шрамы:
— Немного не повезло, Джаз.
Он замечает Бонни и улыбается ей. Она в ответ не улыбается.
— А это кто?
— Это Бонни.
Джаз
— Что тебе нужно сегодня?
— Вон тот «глок». — Я показываю пальцем. — И одну обойму. И заглушки для нас обеих.
— Как же, как же. — Он вынимает пистолет из футляра и кладет рядом полную обойму. Снимает со стены заглушки для ушей и кладет на прилавок.
Руки у меня потеют.
— Мне… гм… хочется попросить тебя об одолжении, Джаз. Мне нужно, чтобы ты отнес его в тир и зарядил.
Он удивленно поднимает брови. Я чувствую, как краска стыда заливает мне щеки. Когда я снова говорю, голос мой спокоен.
— Пожалуйста, Джаз. Это испытание. Если я войду туда и не смогу взять в руку пистолет, то, по-видимому, я никогда больше не буду стрелять. А до того момента я не хочу его касаться.
Я вижу эти глаза, одновременно теплые и холодные. Они рассматривают меня. На этот раз тепло берет верх.
— Никаких проблем, Смоуки. Одну секунду.
— Спасибо. Большое спасибо. — Я хватаю заглушку и опускаюсь на корточки перед Бонни. — Там, в тире, нам нужно закрывать уши, солнышко. Когда стреляешь, звук очень громкий, без них будет больно ушам.
Она кивает и протягивает руку. Я даю ей заглушки. Она их надевает, я следую ее примеру.
— Идите за мной, — говорит Джаз.
Мы входим в тир. И я сразу ощущаю этот запах. Запах дыма и металла. Не существует ничего на него похожего. Я с облегчением вижу, что в тире никого нет.
Я жестами поясняю Бонни, что ей следует стоять у стены. Джаз смотрит на меня и вставляет обойму. Он кладет пистолет на деревянную стойку перед мишенями. На этот раз в глазах холод. Затем Джаз улыбается и уходит. Он понимает, чего я хочу.
Я оборачиваюсь к Бонни, улыбаюсь. Она не отвечает на улыбку. Только пристально смотрит на меня. Она понимает: я собираюсь совершить что-то очень важное.
Я устанавливаю мишень в виде человека. Нажимаю на кнопку и слежу, как противник удаляется от меня. Наконец он становится не больше игральной карты.
Сердце готово выскочить из груди. Я дрожу и потею.
Смотрю на «глок».
Гладкое черное орудие смерти. Одни возражают против его существования, другие находят его прекрасным. Для меня пистолет был продолжением моей руки. Пока не предал.
Это «глок» 34-го калибра, с дулом в 5,32 дюйма. Весит он около тридцати трех унций с полной обоймой. Он стреляет 9-миллиметровыми
Я тяну к пистолету руку. Пот катит с меня градом. Я сжимаю зубы и тяну руку дальше. Я вижу глаза Алексы, ее округлившийся рот, когда моя пуля, пуля, выпущенная из моего пистолета, пронзает ей грудь и вынуждает замолчать навеки. Эта картинка крутится и крутится в моей голове, подобно фильму, конец которого склеили с началом. Выстрел и смерть, выстрел и смерть, выстрел и конец света.
— Черт бы тебя побрал, черт бы тебя побрал, черт бы тебя побрал!
Я не знаю, на кого я кричу: на Господа? на Джозефа Сэндса? на себя? на пистолет?
Я хватаю «глок» и стреляю. Черный металл дергается в моей руке: бам-бам-бам-бам.
Я слышу щелчок пустой обоймы. Я трясусь и плачу. «Глок» не выпал из руки. И я не грохнулась в обморок.
«Добро пожаловать назад». Мне кажется, я слышу этот шепот.
Я трясущейся рукой нажимаю кнопку, и мишень ползет ко мне. Она приближается, и то, что я вижу, наполняет меня восторгом и печалью. Десять выстрелов в голову, семь — в сердце. Я попала туда, куда хотела. Как всегда.
Я смотрю на мишень, на «глок» и снова чувствую радость и печаль. Я знаю, что стрельба теперь не будет для меня наслаждением, как было раньше. Слишком много за этим смертей. Слишком много скорби, которая не притупится никогда.
Но ничего страшного. Теперь я знаю то, что хотела узнать. Я снова могу держать пистолет. Любить его не обязательно.
Я достаю обойму, хватаю мишень и поворачиваюсь к Бонни. Она смотрит на мишень и на меня широко открытыми глазами. Затем улыбается. Я взлохмачиваю ей волосы, и мы выходим из тира. Джаз сидит на стуле, сложив руки на груди. По лицу его блуждает улыбка. В глазах только тепло, холода нет и в помине.
— Я знал, Смоуки. Это у тебя в крови, дорогая. В крови.
Я смотрю на него и киваю. Он прав.
Моя рука и пистолет. Мы снова поженились. Хотя отношения были не всегда гладкими, я понимаю, что я по ним скучала. Это часть меня. Разумеется, пистолет тоже уже не молод. Он постарел, покрылся шрамами.
Этим он расплатился за то, что я выбрала его в мужья.
II. Мечты и последствия
22
Бонни просыпается среди ночи и кричит.
Это не крик ребенка. Это вой кого-то запертого в аду. Я поспешно зажигаю настольную лампу и с ужасом вижу, что глаза Бонни закрыты. Лично я всегда просыпаюсь, когда начинаю кричать. Бонни кричит во сне. Она попадает в сон, как в ловушку, она кричит от страха, но не может проснуться.