Человек из Вавилона
Шрифт:
И когда турки были повержены, разбиты наголову и богатые трофеи были отправлены в Шавшети, а оттуда в Тбилиси, возликовала вся страна от края и до края.
Георгий Боголюбский увеличил число данников Грузии.
Однако новоявленный царь-супруг не спешил возвращаться в столицу. Большую часть времени он проводил в лесу, утоляя свою тоску по русским лесам или иные какие-то свое желания — кто знает?! Но так и ни разу не заскучал по той, что превратилась в ожидание в своем дворце. Одно было ясно: он муштровал воинов в лесу и вселял в них боевой дух, те его боготворили, возносили за зоркость глаза, владение мечом, умение сидеть
Но что он делал, уединяясь на несколько дней в своем шатре, отказываясь от общения? Почему удалялся от людей и жил, как сыч? Для чего держал в шатре столько живности — шакалов, лис, тетеревов? Этого никто понять не мог.
Царица Тамар, казалось бы, должна была переживать счастливые дни — все вокруг пели осанну ее супругу, но лицо ее скорее выражало печаль, нежели радость. Прежде улыбчивая, светящаяся, сладкоречивая, она с мрачным видом молча трапезничала с мамидой Русудан. Иногда даже была странно рассеяна, чего за ней никогда не замечалось.
— Что-то тебя беспокоит, — говорила мамида и с улыбкой добавляла: — Дело обычное, скоро пройдет.
Но время, которое мамида считала началом беременности, миновало, прошло еще столько же, а свидетельств, что царица собирается стать матерью, не прибавилось, и мамида прекратила свои намеки, она видела: во взгляде Тамар все больше тоски.
Короткие зимние дни медленно тянулись друг за другом. По улицам Тбилиси гулял холодный ветер. Тамар день ото дня становилась все печальнее и печальнее.
Диомидэ
Абуласан хорошо знал: после победы в большой войне жизнь становится скучной.
Зима подошла к концу, а снег ни разу так и не выпал. В столице Грузии вновь зашумели холодные ветры, а у Абуласана участились приступы головокружения. Это очень озаботило правителя Тбилиси и амира Картли. Разговаривая с тем или иным вельможей — не важно, стоял он или сидел в кресле, — он чувствовал, как все вокруг начинает раскачиваться, вращаться, и опора уходит у него из-под ног. При этом он принимался размахивать руками, как бы пытаясь за что-то ухватиться, чем приводил собеседника в изумление.
Саурмаг Павнели заперся в доме, ни к кому не ходил, никого не принимал, да и вряд ли бы кому было приятно общение с этим разгневанным на судьбу человеком. Иванэ Палаванди с присущей ему иронией говорил о царе-супруге: внешне он превосходен, прекрасно владеет мечом, ничего не скажешь, но… дай-то Бог, чтобы он оказался достойным мужем и правителем страны!
Тарханисдзе же твердил только одно: посмотрим, посмотрим, посмотрим.
Абуласан приуныл: неужели все сделано, неужели никаких дел не осталось?! Он даже себе не признавался, какая обида на Юрия Боголюбского копилась у него в сердце: «Ужель я зря старался, ужель я сделал его царем, чтобы он наплевал на меня?!» Но вскоре ему был пожалован титул эриставт эристави [23] , и, если бы не приступы головокружения, он чувствовал бы себя в меру счастливым. А через несколько дней появился царский курьер, объявивший, что великая царица наутро ждет его.
23
Эристави — должность в феодальной Грузии, нечто вроде главы местной
Войдя в зал, Абуласан увидел Боголюбского, с самодовольной улыбкой взиравшего на него. Царь-супруг приветственно хлопнул его по плечу и обернулся к дверям — в зал входила Тамар.
— Я назначаю тебя мечурчлетухуцеси — главным казначеем страны, — с мрачным видом изрекла царица.
Абуласан преклонил перед ней колени, и в глазах Тамар сверкнула молния.
— Надеюсь, ты используешь во благо страны свою новую должность, — продолжала царица, передавая Абуласану грамоту так, словно это был не лист бумаги, а колючий еж, от которого ей хотелось поскорее избавиться.
С тех пор прошло довольно много времени, вот и зима подошла к концу, и для Абуласана уже не составляло секрета, кого обрадовало его назначение главным казначеем, а у кого вызвало раздражение.
Абуласан сидел у очага, которому он поверял свои сокровенные мысли, и оценивал достоуважаемых при дворе вельмож. Пытался заглянуть в душу каждому, сопоставить их слова с их же делами.
Кахабер Варданисдзе — бывший главный казначей — на торжественном приеме у царицы ничем не выдал своих чувств. Будто у него отобрали не казну, а простую иголку. Известив о новом назначении Абуласана, царица обернулась к Варданисдзе и, тепло улыбнувшись ему, спросила, не желает ли он сказать несколько слов. Кахабер Варданисдзе покорно склонил голову.
— Нет, — ответил он, — кроме того, что я служил вам верою и правдой, пока на то была воля ваша, и, если я заслужил чем-то ваше неудовольствие, вы уж простите меня.
Он подошел к царице, преклонил колени и склонил голову. Царица отвела взор, не хотела встречаться взглядом с отставным казначеем. В этот момент раздался громкий смех царя-супруга Георгия Боголюбского, и все обернулись к нему. И Абуласан вновь увидел просверк молнии в глазах царицы.
— Мне нечего тебе прощать, — как ни в чем не бывало произнесла Тамар, — я, царица Грузии, благодарна тебе за верную службу.
Через несколько дней Кахабер Варданисдзе запряг арбы, нагрузил их домашним скарбом и уехал в родовое поместье. С тех пор его не видели не только при дворе, но и вообще в Тбилиси. Именно это и тревожило Абуласана. Почему молчит бывший казначей? Что он готовит своему преемнику?
Абуласан позвал Тимотэ. Тимотэ тут же возник на пороге.
— Где Диомидэ, почему до сих пор его нет? — спросил Абуласан.
— Мы отыскали его, он скоро будет, батоно, — отвечал Тимотэ. Абуласан кивком головы отпустил слугу и вновь предался своим мыслям.
Сколько воды утекло с тех пор, как царица вручила Абуласану грамоту о его назначении главным казначеем — зима, весна, лето, уже и осень подходила к концу, а царица ни разу не призвала его к себе. Ни разу даже не побеседовала с ним, будто ни стране, ни ей самой не требовался казначей. Без казначея действительно не обходится ни один день, но вместо Абуласана во дворец призывали Парнавазисдзе. Абуласан сам избрал его своим заместителем, когда Георгий Боголюбский спросил его, кого бы он хотел видеть в товарищах казначея. А этот товарищ неожиданно превратился в его замену. Именно с него, Парнавазисдзе, спрашивала царица то, что должна была спросить с главного казначея, именно ему приказывала то, что должна была приказать главному казначею.