Человек, которого нет
Шрифт:
Нет, с фруктами дело такое - могло разладиться что-то в организме, и он перестал принимать то, что раньше было годным. И книги могут разонравиться со временем. Но как-то все это случилось в одночасье, в те странные две недели, когда я не знал, как мне сидеть на старом табурете. И ведь как раз с тех пор я так сильно отличался от нее. И тоже - в одночасье.
В конце концов, та беда, что лишила ее желания жить, случилась с ней года за три до моего "явления". И накануне того дня, когда я проснулся и не знал, куда себя деть, ничего такого особенного не случилось. Все как обычно.
У меня по-прежнему не было никакого способа узнать о себе что-то конкретное, хотя бы имя. И поэтому
Так я думал тогда, верил в это.
Я и сейчас, когда знаю (или думаю, что знаю) немножко больше, склоняюсь к тому, что все в этой истории устроено правильно и как надо. Хотя бывают дни, когда я сожалею о многом и многом времени, потраченном впустую. Наверное, если бы я тогда знал о себе то, что знаю сейчас, я прожил бы эти годы как-то по-другому. Более сильным. Более смелым. Более цельным.
А может быть - совсем наоборот.
Но я ничего о себе не знал, и сил у меня было очень мало. Кроме того, я был очень занят: у меня были серьезные обязательства перед родственниками. Да и способа что-то о себе узнать у меня не было. Какая-нибудь мистика меня бы точно не устроила. А наука могла мне предложить разве что диагноз.
И так прошло много лет, около десяти.
Выписки:
"Для того чтобы жить, человеку нужны воспоминания, как топливо. Все равно какие воспоминания. Дорогие или никчемные, суперважные или нелепые - все они просто топливо... Ненужные, случайные, бросовые, одноразовые - всё сгодится, лишь бы огонь не погас..."
Харуки Мураками
Неокончательный диагноз: От автора
Вот этот человек. Десять лет он живет и не знает, кто он; знает только, что он есть. Этого достаточно ему, чтобы продержаться. Но этого слишком мало, чтобы жить свою жизнь во всей полноте. Однако нужно как-то обходиться. К счастью, ничего не зная о себе, он подхватывает ее практики - она была поэтом, и он пишет стихи. Спустя небольшое время после своего появления здесь он пробует писать и прозу - находит это занятие увлекательным и в увлечении сочиняет роман, для начала, а потом и несколько рассказов. К тому времени в его доме появляются компьютер и интернет, он узнает о существовании литературных сайтов, начинает выкладывать там свои тексты и читать рассказы других авторов. И так однажды он знакомится с женщиной, записавшей его историю. Но они оба еще не знают об этом. Просто зачитываются текстами друг друга, отмечают в них сходства и различия, шутят, что говорят на разных диалектах одного языка, строчат комментарии, поддерживают друг друга в сетевых дискуссиях, на конкурсах соперничают и болеют друг за друга, показывают друг другу новые рассказы, прежде чем выложить на общее обозрение... Читают старое, написанное еще до их знакомства.
Так однажды он прочитал ее повесть - и не смог уснуть в ту ночь. Ничего конкретного. Он никогда не смог бы принять
Он часто говорил, отвечая на вопрос, откуда берет свои истории, что их герои сами рассказывают ему, что было, как было, и он не может привнести никакой отсебятины, потому что история - есть, целая и живая, изменить в ней что-то, не разрушив целости и жизни, невозможно. Говорил, что его дело - как можно тщательнее вслушиваться, чтобы все разобрать и передать без потерь и искажений. Что вот такая его работа: не сочинять, а слушать и переводить на язык слов те истории, которые уже где-то есть.
Для него это была метафора. По крайней мере, в гораздо большей степени, чем для нее. По крайней мере, в случае той повести, ей действительно - так она говорила, - нашептали историю - в затылок, как стреляют насмерть, и не увернуться. Как будто взяли и рассказали, не спрашивая согласия, и потребовали записать. Потому она и могла с ними спорить, потому и могла подменить место и время действия, подставить другой финал - было страшно, а отказаться не давали: "и по шее у меня ходил странный сквозняк", рассказывала она потом. Она согласилась записать, но уж как может, не сверх сил. И того достаточно, чтобы считать ее отважной.
Вот как она сама расскажет об этом потом.
" Подсолнух "
Вообще-то у меня был до этого рассказ, в котором дело происходило в какой-то условной латиноамериканской стране, и там была девушка Катерина, и журналист Симон там был, но это была просто мистическая такая страшная детективная история как бы. Очень глупенькая. Очень девчачья. Никакой любви между девушкой и журналистом. Длинный шарф. Все.
Но вот прошло три года или около того, и вдруг.
Сначала был мертвец, упавший с моста.
Мост на самом деле есть, он в нескольких километрах на дороге из нашего города в соседний. Он не слишком высокий, так что с него, в общем, если падать... Но был мертвец, трава и железная дорога (все это там есть, если не в комплекте, то недалеко).
Нет, этот мертвец точно был не реальный. Ну, то есть, я однажды видела реального мертвеца по криминалу возле дома (еще ребенком). Но этот был другой. Очень странно было - мост на самом деле есть, автомобильный, мы под ним сколько раз проезжали... Но "видение" было, как будто там еще под ним, прямо под ним, а не метрах в 200, как на самом деле - железная дорога, и мертвый человек, упавший оттуда на рельсы. И эти рельсы - они от боковой колеи, трава... И я вижу, что из травы высовывается бледная рука. Но человек... может быть, застрелен? Или даже не здесь убит? Крови не очень много, не так, как если с высоты упасть и башка вдребезги...
И рядом со мной кто-то есть. Кто-то - это Моисей потом оказался.
Это "видение" очень стойкое, я до сих пор под тем мостом проезжаю с определенным чувством.
И вот так оно виделось, виделось - сквозь то, что есть здесь на самом деле. И вдруг все это здешнее отдалилось, и со мной заговорили эти люди. Я вдруг поняла, что это почему-то история про Катерину, и что Катерина убегает от какой-то беды.
И что она любит Симона.
И что Симон гей.
Э-э-э, сказал внутренний критик, а ну стопори. Какие еще геи, что ты о них знаешь?!