Человек, которому всегда везло
Шрифт:
Пришлось Александру рассказать в общих чертах о своей наивной попытке предотвратить грядущую войну 1812 года, раз уж поймали с поличным, смысла запираться не было. Давыдов быстро задал еще несколько несущественных вопросов и тут же поспешно записал ответы Сашки в блокнотик. Закончился допрос тем, что унтер-офицеру налили еще стакан водки и без особых церемоний выставили за дверь, даже не предложив чего-нибудь на закуску.
– Убедились Алексей Петрович, человек на которого ссылается штабс-капитан Денисов, действительно существует?
– Нет у меня веры ни этому масону ни его красной тетрадке!
– сердито проворчал
– Но факты же совпадают!
– не отступал поручик, -Я намерено опросил унтер-офицера вразброс по разным эпохам и датам, получил ответы весьма схожие с теми, что представил нам штаб-капитан в своем сочинении.
– Господи, Денис! Да я при желании найду у себя в бригаде грамотного и толкового нижнего чина. Велю заучить ему хотя бы Илиаду гомеровскую с Одиссеей пополам и что с того?
– Ермолова убедить не удавалось, -Почто за древнего грека мой солдат в таком разе не сойдет?
– Алексей Петрович, все же есть одно обстоятельство, что ни мы с вами подделать не в силах, ни Денисов!
– заявил Давыдов и пояснил, что он внимательно прочел не только красную но и синюю тетрадь штабс-капитана.
Последняя была своего рода "рабочим" черновиком, куда методично заносились все сведения, полученные за шесть лет от предполагаемого пришельца из будущего. Поэт-гусар проанализировал записи Денисова совсем с другой стороны, нежели Ермолов, и пришел к потрясшему его выводу: штаб-капитан абсолютно прав, этот человек - Сашка действительно прибыл из другого столетия. Он не стал искать различные мелкие несоответствия, вполне объяснимые как погрешностями памяти пришельца из будущего, так и самого штабс-капитана, при передаче сведения могли исказиться. Его внимания привлек тот факт, что нижний чин постоянно ссылался на несуществующие еще литературные произведения и даже местами приводил из них цитаты. Еще бы, в школьном курсе ведь 'Война и мир' Толстого и Пушкин с Лермонтовым изучаются примерно в то же период, что и история нового времени, или по крайней мере рядом, освеженная регенерацией, вследствие воздействия машины времени память Александра позволила ему много чего вспомнить из казалось бы забытого навеки. В его показаниях и свидетельствах незримо присутствовал могучий пласт русской литературы, которая только-только начала еще зарождаться в начале 19-го века, влияния этого фактора нельзя этого было не заметить.
– Сколько там ступеней у воздушного корабля доставившего американца Армстронга на луну Денисов с унтером могли выдумать и сами! Но вот, нашу русскую литературу - нет, увольте!
– заявил с апломбом знатока гусар, и он действительно в таких вещах разбирался, -Написать хоть пару строк в рифму им непосильно, даже частушек непечатных, они только цитируют ранее услышанное. Слишком уж рационально оба мыслят, не те люди.
– Могли найти акого-нибудь стихоплета ради такого начинания.
– возразил генерал, не желая отказываться от своей первоначальной версии, -Да хоть того же Булгарина Фаддея, тот что-то вроде кропал, какие-то эпиграммы и вирши, за то и был наказан.
– Литератор такого масштаба был бы в
– "Прилег вздремнуть я у лафета и слышно до рассвета, как ликовал француз. Но тих был наш бивак открытый, кто кивер чистил весь избитый, кто штык точил ворча сердито, кусая длинный ус... Да были люди в наше время, не то что нынешнее племя, богатыри не вы, плохая им досталась доля, не многие вернулись с поля"...
– привел строки еще не родившегося великого поэта Давыдов продолжая наседать на собеседника, -Сравните сии чудные слова с виршами нашего пиита Державина, школяры от него вешаются, ибо запомнить бех "долбежки" невозможно. А там в синей тетрадке еще и проза местами в пересказе есть... Такое жалкой кучке масонов сочинить такое не по силам, россказни о их могуществе явно преувеличены.
– Все бы ничего, да слишком уж совпадают выводы из сего сочинения с желаниями господ мартинистов!
– упорно стоял на своем Ермолов.
– Ничего удивительного, ловко подогнал Иван Федорович добытые им сведения под свои собственные воззрения, но сами факты верны.
– До 1812 года осталось всего пять лет, посмотрим запылает ли Москва, дойдет ли до нее Бонапарт. А Денисову я все равно не верю, изображает из себя армейского дурачка, а Санкт-Петербурге научные труды по тактике и по другим дисциплинам писал, каково?
– Ежели бы за вас взялись в свое время как за него поди бы тоже предпочли шкуру простака хламиде каторжника?
– съязвил, но неудачно Давыдов, он и сам было дело, ходил по краю и едва не сорвался, родственники заступились и кое-как "отмазали".
– Ну и что теперь нам делать, коли завелся такой пророк? Идти с этой писаниной к Аракчееву? Так все скопом в Шлиссельбурге окажемся в соседних казематах. Кому еще штабс-капитан сие показывал?
– Говорит, что только Воронцову-младшему и то с купюрами, а черновик видел почитай я один.
– признался гусар.
– И все равно не я не понимаю, почему нет никаких вещественных доказательств? Ни оружия, ни приборов и механизмов из будущего, одни слова? Разве только компас мне показывал штабс-капитан, действительно есть на нем клеймо 1987 года, работа тонкая, но хороший мастер и здесь такую вещицу сделает, коли нужда будет.
– Алексей Петрович, вы запамятовали, что Денисов в ссылке и лишен свободы передвижения, а нижний чин и подавно привязан к полку. Капитан однажды проговорился, что доказательства есть и немало, только до них еще добраться надобно... Правда, где сии чудные вещи находятся не сказал, возможно он и сам не уверен и сомневается.
– И все же я не могу поверить, что Россией в ХХ веке будет управлять какой-то недоучившийся семинарист-грузин!
– высказал еще одно сомнение генерал.
– Полноте вам, Алексей Петрович! Даже в наше время возможен эдакий казус. Ежели бы князь Багратион не был столь щепетилен, то давно бы стал вторым человеком в империи, если вообще не первым!
– заметил ему Давыдов, и он был абсолютно прав, по крайней мере в тот конкретный момент.
– И я пожалуй поддержу к мнение Дениса, слишком уж все похоже на правду.
– присоединился к разговору до этого момента сохранявший молчание "незнакомый" генерал.