Человек, который хотел понять все
Шрифт:
Франц пытался экспериментировать с лекарствами еще несколько раз: пил только белые таблетки, отказываясь от розовых, или, наоборот, принимал лишь розовые – но во всех случаях ему становилось хуже и, в конце концов, он эксперименты прекратил. Кстати сказать, Таня, покинувшая Госпиталь полтора месяца назад, до сих пор принимала какие-то лекарства и утверждала, что без них чувствует себя плохо. На рецепте, выписанном ее госпитальным Доктором, эти таблетки безобидно именовались «комплексом витаминов Q», но у Франца все равно оставались неясные сомнения.
Он опять посмотрел в окно: дождь перестал, из-за серых туч выглянуло робкое ноябрьское солнце. Дорожный указатель «Город – 22 км», расположенный сразу за воротами, заблестел ярко-синей краской; клены у соседнего корпуса
Воздух за стеклом, наверное, кишел запахами осени… Господи, почему ж они никогда не открывают окна?!
Франц находился здесь уже почти два месяца, но на поправку шел почему-то очень медленно. Как он понял из объяснений Тани, выход из Лифта находился прямо на территории Госпиталя, так что Франца забрали в операционную без задержки. Да и раны его долговременных последствий иметь, вроде бы, не могли – никаких важных органов не задето. Насчет последнего, врочем, Таня уверена не была, ибо хирург, оперировавший Франца, ни по-английски, ни по-русски не говорил и лишь выдал ей (в качестве сувенира?) извлеченную во время операции пулю. Так или иначе, но лицо Доктора во время ежевечерних обходов лучилось оптимизмом, и никаких дополнительных процедур он не назначал – ни физиотерапии, ни уколов, ни даже анализа крови. Лечение сводилось к регулярным заменам повязок, обработке ран какими-то жидкостями и бесчисленным таблеткам. Две недели назад Франц стал потихоньку вставать с постели и совершать короткие прогулки по своей комнате, а позавчера ему, наконец, сняли с руки гипс. Однако чувствовал он себя все еще очень слабым, да и правая кисть почти не действовала – помимо перебитого предплечья, у него, видимо, было повреждено сухожилие.
Солнце исчезло за тучами, снова пошел мелкий дождь. Трава на газонах потемнела, лужи на черном полу асфальта отражали серый потолок неба. Дело шло к вечеру: половина пятого. Через полчаса приедет Таня.
«Не люблю дождь», – подумал Франц.
Таня приходила каждый день и развлекала его все отведенное на посещения время. Франц говорил мало, в основном слушал: какую замечательную вазу она вылепила сегодня утром и почему позавчерашняя ваза так перекосилась в печи. Она увлеклась здесь лепкой – познакомившись на третий день после своего выхода из Госпиталя с каким-то местным художником-керамиком. Тот пригласил ее в свою компанию – по таниным словам: «…все совершенно нормальные люди, ни одного психа – душа отдыхает». Таня также много рассказывала о местном Городе: получалось, что он организован намного понятнее, чем города на предыдущих ярусах (что, видимо, являлось результатом малого количества «психов»). Более того, уровень здешней жизни оказался необычайно высок – Таня путано объясняла это высокой степенью автоматизации производства. Другим отличием от предыдущих ярусов являлась незаметность и неважность «потусторонней» части бытия. К примеру, с каждым, прибывшим со Второго Яруса, беседовал следователь, но уже после одного-двух допросов следствие всегда приостанавливалось и подследственного оставляли в покое. А главное, на следующий ярус подследственных переводили только с их согласия! На практике, однако, никто такого согласия не давал, ибо считалось, что «хорошие» и «плохие» ярусы идут через один; причем хорошие становятся все лучше и лучше, а плохие – все хуже и хуже. Из этого с очевидностью вытекало, что Четвертый Ярус является сущим адом, так что все оставались здесь, на Третьем, до самой второй смерти.
Франц своего Следователя еще не видел, но слышал о нем множество таниных рассказов (согласно действовавшим здесь правилам, дела «партнеров» вел один и тот же человек). По ее словам, первый допрос должен был состояться со дня на день прямо тут, в Госпитале, как только позволит здоровье Франца. В качестве предварительной процедуры он уже заполнил неминуемые Анкеты, переданные Следователем через Таню. Примечательно, что вопросы в этих Анкетах совершенно не касались «земной» жизни Франца и относились исключительно к тому, что с ним произошло на предыдущих ярусах. Заполнение Анкет неожиданно увлекло его: перенося воспоминания
Говорить Таня хотела лишь о будущем: как они будут здесь жить, чем Франц станет заниматься, и какой им нужен дом.
Дождь продолжался, за окном стемнело – щелкнув соответствующей кнопкой на пульте, Франц включил дополнительную лампу над изголовьем кровати. Три минуты шестого… где же Таня? И, будто в ответ на его вопрос, вдалеке на дороге появились два огонька – фары приближавшейся машины.
Но это была не Таня.
Большой черный автомобиль неизвестной Францу марки въехал в ворота Госпиталя и остановился под окном францевой палаты. Мотор выключился, громко хлопнула дверца – из кабины вылез человек с черным атташе-кейсом, пробежал под дождем с десяток метров до подъезда и вошел в здание.
Через три минуты в дверь постучали; «Войдите!» – громко сказал Франц.
В комнату вошел черноволосый мужчина среднего роста.
– Здравствуйте, – сказал он, улыбаясь. – Я ваш Следователь. Вы можете звать меня…
Следователь был одет в тонкий свитер синего цвета и выгоревшие джинсы.
Темные глаза его живо смотрели из-под очков в черной выгнутой оправе, на смуглом выразительном лице красовались небольшие усы. Он был примерно одного возраста с Францем – около тридцати пяти лет.
Отодвинув от стены стул, Следователь сел и положил свой атташе-кейс на колени.
– Как себя чувствуете? – с участием спросил он.
– Спасибо, ничего.
– Мне о вас много рассказывала Таня.
– И мне о вас много рассказывала Таня.
Они одновременно улыбнулись.
– Сначала формальности: Анкеты, я полагаю, вы уже заполнили? – Фриц пошарил взглядом по комнате, заметил тумбочку с другой стороны кровати и встал.
– Не беспокойтесь, я достану сам.
Он уложил папку с Анкетами в атташе-кейс и вернулся на место.
– Теперь неформальная часть, – Следователь составил портфель на пол и положил ногу на ногу. – Какие у вас планы?
– Выбраться отсюда как можно скорее.
– «Отсюда» значит «из Госпиталя»?
– Да.
– Отчего такая спешка?
– По многим причинам. В основном потому, что я не понимаю их, а они – меня.
– А-а… – протянул Следователь, будто обманувшись в ожиданиях услышать что-то интересное. – На это жалуются все подследственные до единого.
– Так почему же… – Франц откашлялся, – почему нет переводчиков? И на каком языке они тут говорят?
– Кажется, по-румынски… точно не знаю, – Фриц улыбнулся. – Странно, но этот вопрос меня никогда не интересовал.
– А что вас интересовало?
– Более всего – моя работа.
– Действительно? – вежливо приподняв брови, сказал Франц.
Черное стекло окна отражало лампу под потолком и лампу над изголовьем кровати.
– Кстати, я раньше был, как и вы, ученым, – сказал Фриц.
– Чем занимались?
– Гидромеханикой.
– И что вам теперь кажется интереснее, – Франц постарался, чтоб его вопрос прозвучал не слишком издевательски, – гидродинамика или допросы?
– Допросы, – ответил Следователь без тени улыбки. – И работа между допросами.
– Могу ли я осведомиться, чем вы занимаетесь между допросами?
– Анализирую анкеты подследственных, – Фриц, похоже, не шутил, – сравниваю впечатления разных людей, стараюсь провести обобщения. Обсуждаю свои выводы с другими следователями.
– Так вас что интересует? Люди или их рассказы о том, что с ними произошло?
– Конечно же рассказы, – Следователь улыбнулся, будто Франц не понимал очевидных вещей. – Я людьми не занимаюсь, у нас тут не Второй Ярус.