Человек, который хотел понять все
Шрифт:
— — Нет. — по голосу Злыдня чувствовалось, что он улыбается.
— — Почему, господин Следователь?
— — По Уставу, господин подследственный. — издевательский тон Скептика был особенно противен, — По тому самому Уставу, который вы так хорошо знаете.
— — Вы не имеете права видеть наших лиц, — извиняющимся голосом сказал Добряк, — и, кроме того, допрос записывается на видеопленку — нужен яркий свет.
— — Так зачем же тогда стенографистка, господин Следователь?
— — Ну, хватит! — рявкнул Злыдень, и, на этот раз, Добряк его урезонивать
На мгновение наступила тишина.
— — Я вам в последний раз предлагаю изложить ваше объяснение событий, подследственный. — по голосу Добряка было слышно, что францева строптивость оскорбила его в лучших чувствах.
— — Какой в этом смысл, господин Следователь? Двое ваших коллег уверены, что я — убийца, и мои слова не смогут ничего изменить.
— — Согласно Уставу, ваше дело будет прекращено, если вы убедите в своей невиновности хотя бы одного следователя. — сухо сказал Добряк, — Ну что, будете говорить?
Прежде, чем ответить, Франц еще раз просчитал оба имевшихся у него варианта:
доказательного объяснения он представить не сможет — что бы он ни сказал, все будет осмеяно и разбито в пух и прах;
однако, молчание в данной ситуации еще хуже — версия, по которой он выходит убийцей, останется тогда единственной.
Он должен представить выгодную для себя альтернативную версию, объясняющую все факты!
— — Ну-у?! — рявкнул Злыдень.
— — Хорошо. — сказал Франц. — Слушайте.
Он был в поту с головы до ног — эффект холодного душа, принятого перед допросом, давно испарился.
— — Я исхожу из того, что, послав зачинщика драки — то есть, меня — в карцер, Наставник оставил 12-го и 16-го в камере, а новичка перевел в изолятор. Вскоре после отбоя 24-ый вызвал охрану и заявил, что задыхается или что у него рези в желудке, или, может быть, почечные колики. В таких случаях охранник — перед тем, как вызвать доктора, — осматривает больного сам. Я предполагаю, что у 24-го был нож …
— — Откуда? — перебил Добряк.
— — Пронес с Первого Яруса, господин Следователь.
— — Это невозможно, подследственный: контроль в приемнике очень жесткий — все личные вещи, включая одежду, у заключенных отбирают … да что я вам объясняю — вы это лучше меня знаете!
— — Контроль везде жесткий, господин Следователь. Когда мы с работы возвращаемся, нас тоже обыскивают.
— — Обыскивают или не обыскивают, подследственный, а холодное оружие в цехах изготавливается и в камеры проносится. — Добряк говорил намного суше, чем раньше. — Надеюсь, вы не станете отрицать очевидного.
— — Не стану, господин Следователь, — не сдавался Франц, — да только и вы тогда не отрицайте, что оружие в камере могут иметь только урки. Если б они нашли у меня нож, то этим бы ножом меня тут же и зарезали.
— — А как, по-вашему, подследственный, — вмешался Скептик, — закон урок дозволяет, чтоб вы им морды били?
«Вот
— — Драка с 12-ым и 16-ым мне потом дорого бы обошлась, после карцера …
— — Если б они до этого дожили … — перебил Скептик, — Ну да ладно, подследственный, давайте для экономии времени по вопросу ножа согласимся не соглашаться: вы считаете, что оружие легче пронести с Первого Яруса, а мы считаем — что из механических цехов. Не возражаете? — он посмотрел на двух других следователей, и те закивали. — Продолжайте.
Три черных силуэта неподвижно, как мишени в тире, застыли перед Францем.
— — Зарезав охранника, 24-ый завладел его пистолетом, пробрался на главный пост и застрелил второго охранника.
— — Каким образом? — резко спросил Добряк, — Второй охранник не подпустил бы к себе заключенного ночью за пределами территории Потока, не подняв тревоги.
— — Насколько я понимаю, господин Следователь, если один из охранников уходит по вызову, то второй остается на главном посту у поворота на карцер.
— — Допустим.
— — Скорее всего, 24-ый обошел этаж по периметру кругом и подошел к главному посту с востока. Обратите внимание, что от пересечения восточного и северного коридоров до главного поста не более десяти метров; если 24-ый выскочил из-за угла и сразу выстрелил — охранник среагировать не успевал. С таким сценарием, кстати, согласуется и ориентация трупа: ногами по восток, головой на запад — пуля, пущенная из восточного коридора, как бы сбила охранника с ног.
— — Что ж, убедительно. — иронически согласился Скептик, — А теперь давайте рассмотрим альтернативный сценарий: убийца стреляет не из восточного коридора, а из карцерного. — он наслаждался собственной сообразительностью, — Причем охранник находится в этот момент слева от входа. Как, по-вашему, будет ориентирован труп?
— — В этом случае, труп будет ориентирован примерно так же, но …
— — Достаточно, подследственный. — Скептик с удовлетворением откинулся на стуле.
— — Ну уж нет, господин Следователь, — впервые за весь допрос Франц повысил голос, — раз уж вы потребовали от меня объяснений, извольте выслушать все, что я хочу сказать.
— — ЧТО?! — ужасающим басом заревел Злыдень, — ОПЯТЬ ДЕРЗИТЬ? — он привстал на своем стуле.
— — Господа! Господа! — вмешался Добряк, — Подследственный имеет право сказать, все, что сочтет нужным, — а уж выводы из его слов вы делайте сами.
Недовольно ворча, Злыдень опустился обратно на стул. Он жаждал крови — разговоры его не интересовали.
— — Карцерный коридор просматривается от главного поста насквозь, — объяснил Франц, — а потому, незаметно подобраться по нему к охраннику намного труднее, чем по периметру.
— — Но все-таки можно, подследственный, — опять влез Скептик, — если охранник стоит не в точности напротив входа.
— — Например, слева. — добавил Добряк, — Что, как мы уже выяснили, объясняет и ориентацию трупа. Продолжайте, подследственный.