Человек, который хотел выпить море

Буйокас Пэн

Кипя гневом, он встал с кровати.

– Неужели мщению нет пределов? Какая ей радость – мучить человека, который не может ей отплатить? Нет, подлость все же небезгранична. А вот ты, Зефира, подлое и жестокое создание. Иначе вместо того, чтобы тратить время на измышление новых пакостей, от которых пострадало столько ни в чем не повинных людей, лучше воспользовалась бы своей властью, чтобы найти новую могилу для твоего бедного отца!

Он уставился в окно.

– Ничего, всему свое время. Мы еще посмотрим, кто здесь трус! Вот умру и тоже

получу такие возможности, как у тебя. Помяни мое слово – я не успокоюсь до тех пор, пока не отомщу тебе за все сполна.

Так бы он изливал душивший его гнев до самой смерти, если бы не заметил вдруг, что пучок волос колышется в воздухе в проеме левого окна.

Что за странность? И второй пучок волос тоже до сих пор здесь?

Он оглянулся, ища его глазами, и невольно ахнул.

37

За окнами из темноты выплывала плоскодонная баржа, и на ней стояли две фигуры: одна на корме у руля, вторая на носу, и она указывала на пучок волос Лукаса. Первый силуэт определенно принадлежал мужчине. А второй – женщине. Ее голову венчала корона пышных кудрей. Когда баржа поравнялась с окнами, она подалась вперед, словно пытаясь заглянуть внутрь мавзолея. Лукас почувствовал ее ищущий взгляд и попятился.

Знала ли та женщина, что его волосы станут виться перед окнами и послужат маяком? Если да, то почему она бросила их? За то, что он так и не расчесал ей волосы? Она-то наверняка знала, что он беззащитен перед Зефирой, пока жив.

Баржа плыла мимо окон, метрах в семи от них. Пока Лукас тихо стоял на месте, Зефира подняла фонарь и помахала им, словно желая привлечь внимание того, кто, невидимый для нее, находился в глубине мавзолея.

Лукас шагнул вперед – посмотреть, что такое она хотела ему показать.

У ее ног лежали два тела – мужское и женское, грудные клетки у них были вскрыты, и в каждой билось живое трепещущее сердце. Он взглянул им в лица и в тишине могилы решил, что сходит с ума. Мужчина был его зять, женщина – Джуди Йамада.

Неужто это тоже дело рук Зефиры? Должно быть, она опасалась обитательницы мавзолея и ее могущества. Не подозревая, что та превратилась в камень, и желая оторвать от нее Лукаса, она выловила тела из моря и каким-то образом заставила их сердца биться. Несомненно, для того, чтобы он поверил, будто они еще живы, и поспешил им на помощь.

А если это не уловка? И они на самом деле живы? А он-то думал, что самое худшее с ним уже случилось. Чего же еще ей от него надо? Она погубила его жизнь, разрушила воспоминания – неужели она настолько непримирима, что хочет отнять у него еще и самоуважение, и рассудок? Но какая ей польза, если он утратит рассудок? Невозможно бороться с человеком, у которого не осталось ни надежд, ни воспоминаний, ни страхов. Всего того, что как раз и питает власть мертвых над живыми. Всего того, на что она его поймала. Это сказала ему та женщина, и была права.

Неожиданно Лукас улыбнулся. Он все еще был жив и потому беззащитен,

и все-таки он улыбался. Он понял, в чем он сильнее своей преследовательницы: ему только и нужно, что заставить ее считать, будто она уже над ним не властна. Она наверняка догадалась, что он не может вычеркнуть ее из своих мыслей усилием воли. Но что, если он притворится, будто не узнает ее, поскольку слегка тронулся умом? Это было рискованно, но разве у него оставался выбор? Что же – пассивно дожидаться смерти? Смерть могла Дать ему равные с Зефирой возможности, но тогда ведь он не сможет вернуться в свое тело и вернуть к жизни Алекса и Джуди. Чего ждала от него та женщина, когда пускала его волосы по ветру? Он повернулся к ней, ища ответа. Но ответить она могла ему только молчанием – взгляд ее теперь навечно был прикован к сломанному гребешку.

38

Собаки по-прежнему сидели у входа в мавзолей. Увидев выходящего Лукаса, они оскалились и зарычали, пуская слюни. Но он не мог повернуть назад и переждать, пока они не уйдут. Они уйдут, только когда он испустит последний вздох.

Ветер стих, зато сильно похолодало. В воздухе пролетали редкие снежинки. Это навело его на мысль.

Лукасу необходимо было попасть на баржу. Но он решил, что не стоит делать вид, будто он бежит к ней, ища спасения от собак. Зефира снова с удовольствием обзовет его трусом. Вообще нельзя показывать, что он ее видит. Притворившись, что не замечает баржи, он воскликнул:

– Ах, вот и цветы миндаля – чтобы украсить волосы моей любимой!

И принялся бегать взад-вперед, вскидывая руки в воздух и пытаясь поймать проплывающие в нем сне – жинки. Собаки с лаем стали хватать его за пятки, призывая к порядку. А он между тем думал: «Как же низко я опустился! Валять такого дурака в мои-то годы, чтобы одурачить семнадцатилетнюю девчонку!»

И вскоре Лукас оказался у самой воды и, не выказав ни малейшего удивления или интереса, спросил:

– Эй, нет ли у тебя корзинки?

Зефира озадаченно посмотрела на него. Она явно ждала, что он станет умолять пощадить этих двоих, которых она захватила в заложники. Но Лукас даже не смотрел в их сторону.

– Да, есть, – ответила она после паузы. – Иди сюда и возьми.

– Спасибо, спасибо, – забормотал он, входя в воду.

Позади раздался разочарованный лай.

– Я возьму самую большую, – приговаривал Лукас, карабкаясь на борт баржи. – У моей любимой такие длинные волосы. На них уйдет масса цветков миндаля!

Зефира нахмурилась. А он, напротив, улыбнулся.

– Где же корзинка?

– Поплыли! – сказала Зефира, еле сдерживая злость.

Баржа тронулась вперед, и Лукас перестал улыбаться.

– Нет! Я должен вернуться к моей любимой. Пожалуйста, дай мне корзинку и отпусти. Пожалуйста, – повторил он, топая ногой. – Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

– Заткнись! – крикнула Зефира, выйдя из себя.

Лукас сразу сник и жалобно всхлипнул.