Человек, который умел шутить
Шрифт:
– Хотелось бы узнать, что это за «непотребное дело», – подал голос Аллан, испытывая привычное отвращение из-за того, что его речь утратила характерные черты и звучит гулко и безжизненно. – Может, весь шум из-за ерунды.
Миссис Бирмингэм неприязненно оглядела зал с высоты трибуны, пытаясь определить, кто произнес эти слова. Затем она зачитала отрывок из сводки.
– «Мисс Дж. Э. сознательно и по собственной воле… совокуплялась… в ванне, расположенной в общественной ванной комнате своей жилищной секции».
– По-моему, это совсем не ерунда, – произнес голос. И тут словно собаки
Стоявшая рядом с Алланом Дженет съежилась и прижалась к мужу. Чувствуя, как ей жутко, он обнял ее за плечи. Еще немного, и тот же голос примется терзать его самого.
В девять пятнадцать фракция, склонная оправдать мисс Дж. Э., похоже, чего-то добилась. Совет секционных надзирателей обменялся мнениями и отпустил девушку, вынеся ей устное порицание; она радостно выскользнула из зала. Миссис Бирмингэм опять встала, держа в руках листок с повесткой дня.
Аллан почувствовал облегчение, услышав собственные инициалы. Он пошел вперед, слушая текст обвинения и радуясь, что скоро все останется позади. Недомерок, слава богу, сообщил примерно то, что и предполагалось.
– Мистер А. П., – объявила миссис Бирмингэм, – седьмого октября две тысячи сто четырнадцатого года явился домой в одиннадцать часов тридцать минут вечера в состоянии алкогольного опьянения, упал на лестнице при входе в данную жилищную секцию и при этом произнес слово, недопустимое с точки зрения морали.
Аллан взобрался на трибуну для подсудимого, и прения начались.
***
Опасность существовала всегда: в зале мог оказаться гражданин, питающий к нему глубоко затаенную идиосинкразию, который долго лелеял и копил в душе ненависть, ожидая именно такого случая. Вполне возможно, что за годы, прожитые в этой жилищной секции, Аллан задел какое-нибудь безымянное существо; неукротимая жажда мести могла вспыхнуть из-за того, что он прошел куда-то раньше очереди, позабыл поздороваться, наступил кому-нибудь на ногу и все такое прочее, – такова уж человеческая натура.
Но, оглядевшись по сторонам, он не заметил особенного оживления. Никто не бросал на него демонических, горящих злобой взглядов, и, похоже, никто не проявил ни малейшего интереса, кроме застывшей в ужасе жены.
Он смотрел на дело оптимистически, и не без причины, ведь предъявленное ему обвинение никак не назовешь тяжелым. В общем и целом не так уж все и плохо. Думая об этом и чувствуя прилив бодрости, Аллан предстал перед своим многоликим обвинителем.
– Мистер Перселл, – раздался голос, – мы очень давно не видели вас на этом месте. – Он поправился: – Я хотел сказать, мистер А. П.
– Несколько лет, – ответил Аллан.
– Сколько вы выпили?
– Три стакана вина.
– И от этого опьянели? – Голос тут же ответил на собственный вопрос: – Так записано в обвинении.
Затем отчетливо прозвучал следующий вопрос:
– Где вы пили?
Аллану не хотелось снабжать их новыми данными, и он ограничился кратким ответом:
– На Хоккайдо.
Миссис Бирмингэм знает, что он там побывал; похоже, это не имеет значения.
– Что вы там делали? – произнес голос, но его тут же перебили:
– Это
Аллану показалось, что эти слова произнесла Дженет. Он не стал вмешиваться в прения.
– Разумеется, важно. Значительность действия определяется его мотивами. Собирался ли напиться? Никто никогда не собирается напиться. Откуда мне знать об этом.
Аллан сказал:
– Я вообще непривычен к любого рода спиртному и пил на пустой желудок.
– А как насчет слова, которое он произнес? Да, как насчет этого? Мы ведь даже не знаем, что это было за слово. Что, по-моему, и к лучшему. Как, неужели вы уверены, что он из числа людей, которые запросто употребляют такие вот слова? Я имел в виду лишь одно: если мы узнаем, что за слово он произнес, это все равно никак не повлияет на ход дела.
– К тому же я устал, – добавил Аллан. За годы работы в области средств массовой информации он изучил кратчайшие маршруты сознания МОРСа. – Я провел весь день на работе, хотя и было воскресенье. По-видимому, я проработал дольше, чем следовало бы по соображениям здоровья, но я люблю, когда к понедельнику на письменном столе ничего не остается.
– Скромный джентльмен честных правил, – произнес голос. И тут же отпарировал: – Которому хватает воспитания, чтобы не переходить на личности. Браво, – вещал голос, – вы ловко поставили его на место. А может, ее.
Затем среди хаотического сплетения мнений возникла и сформировалась отчетливая точка зрения. Насколько Аллан мог судить, говорил один человек.
– Попытки эти просто смехотворны. Мистер Перселл – один из наиболее уважаемых членов секции. Как известно почти каждому из нас, агентство, в котором работает мистер Перселл, поставляет множество материалов, которые использует Телеинформацион. Неужели кто-то ждет, что мы поверим, будто человек, который трудится на благо поддержания морального уровня общества, сам морально неустойчив? Как бы это характеризовало наше общество в целом? Просто парадокс, что да, то да. Ведь именно такие благородные люди, преданно служащие обществу, примером собственного поведения создают нам образец для подражания.
Не веря своим ушам, Аллан пристально поглядел через зал на жену. Вид у Дженет был ошеломленный. Да и слова подобраны в несвойственной для нее манере. Очевидно, говорил кто-то другой.
– Семья мистера Перселла арендует здесь квартиру на протяжении нескольких десятилетий, – продолжал голос. – Мистер Перселл родился здесь. Многие люди приходили и уходили за то время, которое он тут прожил. Лишь немногие из нас сумели сохранить право аренды так же долго, как и он. Сколько человек из присутствующих посещали этот зал до появления мистера Перселла? Поразмыслите над этим. Мы проводим собрания вовсе не затем, чтобы попирать достоинство человека. Мистер Перселл занял это место вовсе не для того, чтобы мы осыпали его издевками и насмешками. Похоже, кое-кто здесь полагает: чем респектабельнее человек, тем больше причин для нападок на него. Но, нападая на мистера Перселла, мы ставим под удар лучшее, что есть в нас самих. И никто от этого не выигрывает.