Человек находит себя

Черкасов Андрей Дмитриевич

— Запросто подведу, — глухо и мрачно сказал Илья.

— Неправда. Такие люди, как вы, не подводят. С вашим характером…

— Да чего вы меня агитируете?

Таня подошла и положила руку ему на плечо.

— Забудьте на минуту, что перед вами мастер. Поговорим как товарищи.

— Товарищи… — едко усмехнулся Илья. — Да какие из нас товарищи! Ну, в общем, хватит разводить!

Он повернулся и шагнул к двери. Таня молча схватила его за руку, схватила с такой неожиданной силой, что Новиков, удивленный, остановился. Тонкие напрягшиеся пальцы цепко держали его руку, руку Ильи

Новикова, одного движения которого было достаточно, чтобы не только сбросить эти хрупкие пальцы, но и человека отшвырнуть прочь. Нет, не рука приковала его к месту и не давала уйти, а удивление от столкновения с необыкновенным: до сих пор все его только гнали от себя, но никто никогда в жизни его еще не удерживал. А эта девчонка…

— Сядьте, — властно сказала Таня и свободной рукой подвинула ему стул. Она все еще не выпускала его руку.

Новиков неохотно повиновался.

— Я хочу, чтобы вы снова стали станочником…

Спокойное упрямство послышалось Новикову в Танином голосе. И это упрямство, идущее наперекор его упрямству, его воле, снова ощетинило его.

— Вы всегда работали хорошо, — продолжала Таня, — и я знаю…

Новиков вскинул голову. Скулы его напряглись. Глаза сузились.

— Не рабатывал я хорошо! Слыхали? Не ра-ба-ты-вал, — проговорил он громко и резко, словно железо ударилось о железо. — Я всегда брак порол! Всегда пороть буду! Для меня это самое разлюбезное дельце, — слыхали? — Он стиснул кулаки, напрягся и подался к Тане.

Таня не шевельнулась.

— Неправда. Не верю! — она затрясла головой. — Я знаю, вы не такой. Вы любите свое дело, свою работу, вы…

— Ненавижу! — громыхнул Илья. — Проклятая она! Все проклятые! Всех ненавижу! Все вы на одну мерку, только прикидываетесь! — Он вскочил со стула.

Таня не могла больше сдержать гнев. Она решительно подошла к двери, распахнула ее.

— Уходи! — срывающимся голосом приказала она. — Уходи прочь! Видеть не хочу больше, — слышишь? За себя все простила бы, все! За людей, за обиду их, за грязь, которой плещешь на них, не прощу!.. Уходи!

Она стояла неумолимая и гордая, со стиснутыми губами и, придерживая рукой упрямо затворявшуюся дверь, смотрела в лицо Новикову. В глазах его снова появилось удивление, но уже другое — такое бывает у человека, только что открывшего новую землю.

— Уходи! — повторила Таня.

Новиков сел. Уронил голову. И долго сидел так. Таня стояла в дверях, все еще не в силах унять расходившееся сердце. Новиков, не поднимая головы, повернул к ней лицо, с трудом выдавил:

— Блатной я… Слыхали? — и отчаянье прозвучало в его надтреснутом голосе.

Таня отпустила дверь. Она медленно, со скрипом затворилась. Илья отвернулся и еще ниже опустил голову. Таня подошла, взяла ее у висков мягкими и прохладными от волнения ладонями. Подняла.

— Забудь это дикое слово, — уже совсем мягко сказала она. — Брось… Ты другой. Совсем другой. А все это… все это ты напускаешь на себя, оттого, что тебе самому-то очень, очень больно.

Илья не отвел взгляд и ничего не ответил. Но Тане показалось: что-то вдруг произошло, потому что в глазах его, где-то в самой глубине, как будто осторожно, зажглись две далекие тоненькие свечечки.

5

Боков

испортил в ночной смене полтораста комплектов ящичных стенок. Он знал уже по опыту: незамеченным это не останется, шлифовщицы детали от него не примут.

«Дьявол с ним, с заработком, — думал он, — вот за материал удержат, натурально!» Записать работу в маршрутку в надежде на то, что «авось, проскочит», было делом совершенно пустым: «Раскопают, черти!» Гораздо проще было уничтожить маршрутный лист. Правда, детали никуда не денешь, но если вдруг исчезнет «маршрутка», можно еще попробовать вывернуться. Ну, а коль долежит партия до конца смены, так чего проще — перетащить все куда-нибудь в дальний угол цеха, где еще не убрали штабеля деталей, забракованных в прошлом месяце, а там пускай ищут и доказывают.

И маршрутку Боков порвал.

Возможно, ему удалось бы замести следы, если бы не Нюра Козырькова, которая издали заметила, что Боков что-то «ненормально» мудрит над маршруткой. Она уследила, как в обеденный перерыв он разорвал ее и выкинул обрывки во дворе, в водосточный желоб. Нюра сразу помчалась к Тане и взволнованно заявила: «Обормот маршрутку напрочь изорвал!» Таня пришла к станку.

— Где маршрутка на стенки, Боков? — строго спросила она. Боков нахально таращил глаза и молчал. Таня позвала его в конторку. Он на удивление послушно пошел за ней.

«Сейчас акт станет писать, гадюка», — подумал он, входя и затворяя за собой дверь. Но Таня акт писать не стала.

— Все с вами, Боков, — сказала она. — Пойдете подручным к Шадрину.

— Не выйдет! — огрызнулся Нюрка.

— Упрашивать не буду… Образумитесь — посмотрим, а завтра передадите фрезер Новикову.

— Натурально! Любимчикам первый почет, — съязвил Боков. — Вошли в доверие! У меня таланту нету подлизываться, вот! У меня талант на работу! Пятый разряд у меня еще до вашей фабрики. Натурально! Я на любом станке могу! Не думайте, по самые ноздри этими талантами начинен!

— Перестаньте шуметь и слушайте меня, — попробовала остановить его Таня, но Нюрка расходился все больше и больше, кидаясь в «психическую атаку».

— У вас к человеку подходу настоящего нету! Вы людей не воспитываете, а малюете по-смешному для паники. «Плюнуть вслед вам каждый рад!» — процитировал он памятные строки из первого номера «Шарашки». — Проплюетесь! Все равно ваш контроль накроется. Поиграют в игрушки и бросят.

Не слушая Бокова, Таня подошла к двери и, выглянув в цех, попросила одну из девушек сходить за Шадриным.

А Нюрка все кипятился.

Когда вошел Шадрин, Таня сидела за столом, подперев рукой щеку. Нюрка разглагольствовал:

— Все равно без нас ком-му-низь-ма не построите! И ко мне обязаны особый подход иметь, внимание проявлять… — Он стоял, разухабисто привалившись плечом к конторскому шкафу и закинув ногу за ногу. Шадрин подошел сзади и легонько ткнул его в спину.

— К себе внимания требуешь, а перед мастером стоишь, ровно у пивной стойки! — грозно пробасил он.

— На вытяжку прикажешь? — Нюрка скривил рот, не изменив позы. — Я простой человек, без интеллигентских замашек, закон и точка!