Человек находит себя
Шрифт:
— Знаешь что, Алексей Иванович, — сказал Горн, останавливаясь и наваливаясь животом на стол, на разостланные чертежи. Он подтащил к себе чертеж, изображавший общее расположение станков (надо сказать, что главный механик всегда, если придумывалось у него для Алексея что-то новое, вдруг переходил на ты и называл по имени-отчеству).
– Знаешь что… Идея есть. Как ты посмотришь? — И Горн стал объяснять замысел.
Когда он кончил набросок принципиальной схемы контролирующего аппарата, Алексей даже хлопнул рукой по столу.
— А ведь, ей-богу, здорово это,
— Счастливо творить, юноша! —пожелал Горн. Он проводил Алексея на крыльцо.
— Значит, за контрольный аппарат не волнуйтесь, вместе соорудим! Пока, пока! До скорого свиданья! — И помахал рукой…
Начались полные тревог и мучительной, нетерпеливой радости дни. Только бы скорее, только бы скорее!.. Алексей то застревал на фабрике и, поймав пробегавшего мимо Горна, советовался с ним; то устраивался за большим общим столом дома, раскладывал чертежи…
Как-то вечером он постучал в комнату Тани и, когда услышал в ответ «Да-да!», приотворил дверь.
— Татьяна Григорьевна, — сказал он, входя, — извините, потревожил… Просьба к вам: подскажите. — Он положил на стол чертеж, испещренный карандашными пометками Горна. — Вот посмотрите… Ну не лезет в голову, и только! Заело, в общем. Думал до Горна слетать, да неловко, поздно уже, и так ему надоел… — Он помолчал и виновато добавил — Вот вам теперь надоедать пришел.
— Ну, это пустяки, — Таня достала с этажерки справочник. — Где у вас остальные чертежи? Пойдемте.
2
Таня с логарифмической линейкой в руках сидела возле Алексея за столом в общей комнате. На столе были разостланы чертежи. За дверью, в мастерской Ивана Филипповича, слышалось частое покашливание, остро шипела цикля. Варвара Степановна ушла куда-то к соседям. На стене мерно стучали часы. Сильная лампа заливала просторный стол ярким светом. Черные стекла позванивали от резкого сентябрьского ветра. В них изредка ударяли крупные хлесткие капли. Начинался дождь.
Покончив с расчетами, Таня стала растолковывать Алексею то, что он не понимал. Он жадно ловил каждое ее слово. Энергично тер то затылок, то лоб. Склонялся над чертежом вместе с Таней. Все теперь виделось ему другими глазами; и виделось сейчас куда больше. Слушая Таню, он начал уже на лету подхватывать ее мысль, дополнял ее и, делая пометку в чертеже, совсем по-детски радовался, рубил рукой воздух, как бы закрепляя понятое или открытое, и повторял:
— Ясен вопрос! Ясен вопрос!
Таня пересмотрела все его чертежи, опросила:
— Где вы учились, Алексей Иванович?
Он ответил и помрачнел. «Чурбан! Не учился, когда возможность была…»
А Таня, словно угадав его мысль, сказала:
— Если б учиться вам, а? Как свободно, как радостно вы почувствовали бы себя после. Знаете, из вас получился бы замечательный инженер, вы даже не представляете себе!
Алексей слушал и хмурился. Его все сильнее одолевала мысль: знаний мало… а это не только стесняет его в работе, в поисках нового, но и отдаляет от Тани.
А она, оторвавшись от чертежей,
— Вот представляю себе, что бы вы могли натворить, и, честное слово, дух захватывает!
— Татьяна Григорьевна, я даю вам слово: начну я учиться, вот увидите! — взволнованно заговорил Алексей. — В Новогорске открывается школа взрослых, заочная. Туда поступлю. Только вот… как с работой. Нет, я не того пугаюсь, что тяжело достанется, а…
— Алексей Иванович! Да вы что?.. — перебила Таня. — Никаких сомнений! Никаких, слышите? А я всегда помогу вам. С радостью.
«Не отталкивает, не гонит, помогать соглашается!» — подумал Алексей, окончательно растерявшийся от радости.
— Спасибо! Вот спасибо-то!.. Обязательно! — бестолково повторял он. Сконфузился вдруг. Хотел сказать еще что-то, но не нашел что. Захотелось горячо пожать Танины руки. Он уже потянулся к ним, но не посмел почему-то и взял логарифмическую линейку, которую эти руки держали. И потому, должно быть, что радость, распиравшая его, не могла уместиться в тех обыкновенных словах, которые бестолково сами так и лезли на язык, сказал невпопад и совсем машинально:
— Научите на линейке считать, а?
Он неловко вертел линейку в руках.
— А не трудно покажется? — улыбнулась Таня.
— Не вовсе дурак ведь… — Алексей засмеялся. — Пойму как-нибудь.
— Ну что ж, давайте… Садитесь рядышком.
И Таня начала объяснять.
— Смотрите, вот эта шкала ДЭ…
Понимал Алексей плохо. Его путало множество делений, цифр, а главное, то, что сидел он «рядышком». Его волновала близость Тани. Самый простой пример он решить не смог.
— Как же мне понятнее вам объяснить? — огорченно проговорила Таня и начала снова. Потом взглянула на Алексея. — Теперь поняли, Алексей Иванович?
— Понял-понял, — поспешно признался он, ровно ничего не поняв, — только… повторите, пожалуйста, еще.
И Таня стала объяснять в третий раз.
Алексей добросовестно уставился на линейку. Придвинувшись совсем близко к Тане, он как бы невзначай касался ее локтя. От этого делалось жарко и хорошо, но зато шкала начинала издевательски плясать у него в глазах.
— Алексей Иванович! Для кого я объясняю? — спросила Таня, отодвигая локоть.
Алексей залился краской, и, может, именно этот внезапный конфуз отрезал путь к отступлению. Таня была рядом. Перед ним было ее лицо, глаза, серьезные и немножечко ласковые, губы… вот-вот они улыбнутся хорошей, особенной улыбкой.
Алексей порывисто взял Танину руку. Она была теплая и мягкая.
— Таня! — назвал он ее по имени, — не сердитесь только… Я давно… — голосом, переходящим на шепот, заговорил он.
— Алексей Иванович! — Таня осторожно потянула руку. — Вы, кажется, хотели научиться считать на линейке?
Алексей не выпустил ее руку. Сжал.
— Выслушайте меня! Я давно…
— Алеша… — еще тише сказала Таня и поднялась. Она назвала его по имени, и Алексей понял это по-своему. Он тоже встал, все не отпуская руки.