Человек наизнанку
Шрифт:
– Но в этом малюсеньком городке дежурил целый десяток жандармов!
– Оборотень стоит двух десятков здоровых мужчин. Заруби себе это на носу.
– Известно, кто погиб? – спросила Камилла.
– Какой-то старик, и больше ничего. Его нашли с перегрызенным горлом у холмов, в двух километрах от города.
– Интересно, что он имеет против стариков? – озадаченно пробормотала Камилла.
– Наверняка он знает этих людей, – буркнул Полуночник. – По какой-то причине он их не переваривает.
Камилла налила себе кофе, отрезала кусочек хлеба.
– Соль, ты ведь был ночью в городе. Ты ничего не слышал? – спросила она.
Солиман на секунду задумался, потом замотал головой.
– Адамберг велел ждать его на площади, – сообщил он. – На тот случай, если придется немедленно выехать в Шаторуж. Полиция наверняка перебазируется туда.
Камилла осторожно проехала по нешироким улицам Белькура и поставила грузовик в тени на главной площади, между зданиями городского совета и жандармерии.
– Будем ждать, – сказал Солиман.
Они остались в кабине и долго сидели молча. Камилла, положив руки на руль, внимательно осматривала тихие окрестные улочки. В одиннадцать часов утра в пятницу центральная площадь Белькура была почти безлюдна. Только какая-то женщина несколько раз прошла туда и обратно, неся тяжелую корзину, да сидевшая на скамье монахиня в сером одеянии подняла глаза, посмотрела на грузовик, потом снова уткнулась в толстенную книгу в кожаном переплете. Церковный колокол прозвонил половину двенадцатого, потом без четверти.
– Монашкам летом нелегко приходится, все-таки жарко, – поделился своими соображениями Солиман.
И в кабине снова воцарилась тишина. На колокольне прозвонили полдень. На боковой улочке появилась полицейская машина, выехала на площадь и остановилась около жандармерии. Из нее вышли Эмон, Адамберг и двое жандармов. Комиссар махнул рукой Камилле и ее спутникам и зашел в здание следом за своими коллегами. Под жгучим солнцем площадь раскалилась добела. Монахиня все так же сидела на скамье в кружевной тени платана.
– «Самоотверженность, самоотречение, самопожертвование», – пробубнил Солиман. – Она, наверное, ждет, когда ее посетит кто-то. Или что-то.
– Заткнись, Соль, – сердито оборвал его Полуночник. – Ты мне мешаешь.
– А что ты делаешь?
– Сам видишь. Я наблюдаю.
Когда колокол прозвонил четверть первого, Адамберг вышел из здания жандармерии и пошел через площадь к фургону. Не прошел он и полдороги, как Полуночник ринулся из кабины наружу и, споткнувшись о ступеньку, растянулся на мостовой.
– Ложись, парень, ложись! – истошно заорал он.
Адамберг понял: это кричат ему. И бросился на землю в тот миг, когда прозвучал выстрел. Пока монахиня целилась, чтобы снова выстрелить, он вскочил, бросился вперед
Камилла и Солиман замерли, не в силах пошевелиться; казалось, они слышали, как колотятся их сердца. Камилла первой пришла в себя, выскочила из кабины и кинулась к Полуночнику, который, не в силах подняться с земли, бормотал, довольно посмеиваясь: «Молодчина, парень, молодчина». Четверо жандармов со всех ног бежали на помощь Адамбергу.
– Отпусти меня, а то я их пристрелю! – прорычала Сабрина.
Жандармы замерли в пяти шагах от скамьи.
– А если они попытаются стрелять, я всажу пулю в старика! – добавила она, наставив пистолет на Полуночника, которого поддерживала Камилла, обняв за плечи. – Ты знаешь, я не промахнусь. Спросите у этого мерзавца, он вам подтвердит: я никогда не промахиваюсь!
Над площадью повисла мертвая тишина, все замерли и боялись даже дышать. Адамберг, не ослабляя хватки, тихонько прошептал, почти касаясь губами уха девушки:
– Послушай-ка, Сабрина.
– Пусти меня, негодяй! – задыхаясь, крикнула она. – Я убью и старика, и всех этих придурков полицейских.
– Сабрина, я нашел твоего мальчика.
Адамберг почувствовал, как Сабрина напряглась и затихла.
– Он в Польше, – продолжал комиссар, прижавшись губами к серому монашескому чепцу. – Я послал туда одного из моих людей.
– Врешь! – с ненавистью выдохнула Сабрина.
– Он в Гданьске. Опусти пистолет.
– Врешь! – закричала она, задыхаясь, и рука ее дрогнула.
– У меня в кармане его фото, – продолжал Адамберг. – Снимок сделали два дня назад, когда малыш выходил из школы. Я не могу тебе его показать, ты меня ранила в руку. А если я тебя выпущу, ты меня убьешь. Что делать будем, а, Сабрина? Хочешь посмотреть фотографию? А сына вернуть хочешь? Ведь если ты сейчас тут всех положишь, ты его никогда не увидишь.
– Это ловушка, – прохрипела Сабрина.
– Пусть подойдет кто-нибудь из жандармов. Он достанет фотографию у меня из кармана и покажет ее тебе. Ты сразу узнаешь мальчика, я уверен. И поймешь: я не вру.
– Пусть кто-нибудь подойдет, но только не полицейский.
– Хорошо, тогда кто-нибудь безоружный.
Сабрина на секунду задумалась, тяжело дыша в железных объятиях Адамберга.
– Ладно, – согласилась она наконец.
– Соль! – позвал Адамберг. – Подойди сюда, только очень медленно, расставив руки.
Соль спустился на землю, приблизился к скамье.
– Обойди нас, потом стань сбоку от меня. В пиджаке, в левом внутреннем кармане, найди конверт. Открой его, вытащи фото. Покажи ей.