Человек не сдается
Шрифт:
Петр почувствовал, как стыд жаром обдал его лицо. Ощутил какую-то вину перед этими опустившимися парнями. И в то же время в груди шевельнулась злоба: сержант издевался над его, Маринина, душевной болью, глумился над общей бедой...
Петр не удержался, когда сержант надвинулся на него грудью и приблизил в страшном оскале лицо, одним ударом свалил его на землю. Этот удар словно вернул сержанту силы: он мгновенно вскочил на ноги и поднял кулак, в котором был зажат штык. В дикой ярости Петр кинулся навстречу. Но в это время Стогов резко
– На, бей...
Сержант будто протрезвел. Беспомощно оглянулся на своих товарищей, которые вскочили на ноги и схватились за оружие, опустил руку и, по-детски всхлипнув, обессиленно опустился на траву, выронив штык.
– Мародерствуете?
– не мог прийти в себя Петр.
– Своих грабите?
– А ты глазелки протри!
– подал от костра голос щуплый, с перебинтованной рукой солдатик.
– Мы у немцев корову отняли. Вон они!
Маринин вопросительно посмотрел на раненого красноармейца и перевел взгляд туда, куда тот указал рукой. Увидел под кустом распластанные тела двух гитлеровцев.
– Убили?
– укрощая злость, с любопытством спросил Петр.
Женщина, до этого с испугом наблюдавшая за происходящим, робко подошла к Петру и извиняющимся голосом заговорила:
– Товарищ начальник... пусть режут корову. Мы перебьемся как-нибудь. Все равно не упрятать ее от немцев... У меня на огороде картошка молодая поспевает, муки трохи осталось... Пусть режут...
– Заберите корову, - хрипло ответил ей Маринин. Затем подошел к костру, к красноармейцам, смотревшим на него с недоуменной тревогой, и, приложив руку к козырьку, представился: - Младший политрук Маринин, командир боевого отряда!
Петр обратил внимание, что на гимнастерках красноармейцев черные петлицы.
– Артиллеристы?
– спросил он, будто ни к кому не обращаясь.
– Минометчики, - ответил кто-то.
– Впрочем, все равно, - горько усмехнулся Маринин и повернулся к сержанту Стогову: - Накормите людей и включите в список личного состава. И пусть приведут себя в божеский вид...
Влившиеся в отряд красноармейцы были очень усталыми, и Маринин решил этой ночью не продвигаться на восток. После скудного ужина углубились в лес и, облюбовав песчаную высотку, поросшую молодыми сосенками, расположились на отдых. Для охраны выделили из отряда полевой караул и два секрета, выдвинув их в направлении опушки леса, откуда могла угрожать опасность.
Петр чувствовал на себе хмурые взгляды сержанта, которого вгорячах свалил сегодня ударом на землю. Уже знал, что фамилия его Москалев. Хотелось заговорить с сержантом, но не находил повода. Было стыдно. С детства Петр никогда не дрался. Только в бою: на дороге под Скиделью, а затем под Боровой. Но одно дело бить врага, а другое - поднять руку на своего, хоть и озлобленного неудачами, поддавшегося панике. Нет, вины за собой Петр не чувствовал, однако все же ощущал неловкость, что
Маринин сидел у небольшого костерка и при тусклых бликах пламени рассматривал карту. Надо было решить: нельзя ли завтра сделать бросок вперед не только на рассвете, но и днем?
А сержант Москалев развертывал под недалекой сосенкой скатку шинели собирался спать. Он помылся, побрился, отчего его щеки казались еще более впалыми, а глаза смотрели болезненно и устало...
Среди ночи Маринин сквозь сон услышал в стороне опушки непонятный шум: приглушенные возгласы, разговор, ржание лошади.
– Отряд, в ружье!
– резко скомандовал Петр, вскакивая на ноги и хватая автомат.
– Сержант Стогов, к полевому караулу!
Но тревога оказалась напрасной. Вскоре Стогов препроводил к месту расположения отряда повозку. На ней сидели, понукая лошадь, пожилой крестьянин-белорус и женщина, которой Маринин возвратил корову.
На повозке под соломой оказались мешки. В них - хлеб, картошка, сало, два окорока.
– Еле пробились к вам, - устало и невесело рассказывал крестьянин, разгружая повозку.
– Полное село немцев.
– А на кирпичном заводе их как муравьев!
– со страхом говорила женщина.
– Все что-то таскают туда на грузовиках.
Оказывается, недалеко от села находился небольшой кирпичный завод. Вокруг него образовалось несколько глубоких карьеров, откуда годами выбирали глину.
– Доверху загрузили карьеры снарядами, минами, бочками с бензином, продолжал рассказ крестьянин.
– Это сразу же за шоссейкой, в полукилометре.
Петр оглянулся на Стогова, на бойцов, заметно приободрившихся при виде хлеба и сала. Встретился с угрюмым взглядом сержанта Москалева. Понял, что все ждут от него какого-то решения.
Протянул крестьянину руку:
– Спасибо за помощь продуктами. И за все спасибо...
– Затем пожал руку женщине и приказал двум бойцам: - Проводите их за опушку.
Когда повозка скрылась в лесу, Маринин обратился к Стогову:
– Ну, давайте думать... Не имеем права уйти отсюда, пока не взорвем склад.
– Как же до него дотянешься?
– вздохнул Стогов.
Топтавшийся до этого в стороне сержант Москалев вдруг сказал:
– Недалеко отсюда минометы мы закопали... Может, вернуться за ними?
– Где?!
– кинулся к нему Петр.
– Какие минометы?
– Восьмидесятидвухмиллиметровые. Четыре ствола. И пять ящиков с минами. Минометы тащили на себе из-под самого Слонима.
– И мины из-под Слонима?
– с недоверием спросил Стогов.
– Нет, на мины мы в лесу набрели. Штук сто выстрелили по немецкой колонне, а пять ящиков захватили с собой. Потом троих наших бойцов немецкие автоматчики накрыли и на наш след напали. Не было мочи нести дальше. Закопали... А буссоли с нами.