Человек-огонь
Шрифт:
1907 год начался тяжелыми провалами большевистских организаций в промышленных центрах Урала. Связь с партийными комитетами прервалась. А вскоре остались без руководителя и куртамышские революционеры.
Провокатор донес на волостного писаря. Сразу Скворцова не стали арестовывать, а сообщив в губернское управление, установили за ним слежку. Распоряжение об аресте Петра Семеновича пришло быстро. Из Куртамыша выехал жандарм.
Но не дремали и товарищи. Связной от Друговых прискакал в село двумя часами раньше.
Чтобы нагрянуть
…Во всех политических ссыльных Николай Томин видел друзей народа, мучеников за народ.
Он не замечал того, что одни политические в тяжелых условиях ссылки не пали духом и продолжали борьбу. Другие — ныли, сетовали на свою судьбу, стали приспосабливаться. У некоторых оказались богатые родственники, с помощью которых они купили лавочки, стали торговцами, хозяйчиками мастерских, пимокатен.
Но вот произошли провалы. Встал вопрос: что делать?
Друговы решили собрать оставшихся товарищей.
Яков Максимович рассказал о тяжелой обстановке. Пощипывая кончик бородки, спокойно спросил:
— Что будем делать, товарищи? Прошу высказаться.
Сторонники плехановской оценки революции «не надо было браться за оружие» заявили, что надо покориться судьбе. В таком захолустье, как Куртамыш, своими активными действиями ничего не сделать, а тюрьмы или каторги не миновать.
— И не стыдно вам, господа хорошие, говорить такое, — с гневной отповедью выступил Владимир Яковлевич. — Когда революция побеждала, вы кричали: «Свобода, равенство, братство. Ура!» А теперь в кусты, дескать, моя хата с краю, я ничего не знаю. Ну что ж, торгуйте. Это дело вашей совести, а нам с вами не по пути.
«Друзья народа» с надменным видом удалились.
Поднялся Николай Томин.
— Я жизнь так представляю. Жизнь — поле, выходят, борются. Кто может продолжать борьбу, тот остается, кто не в силах, тот уходит добровольно. Я остаюсь на поле борьбы.
Яков Максимович сказал, что придется менять методы работы.
— Надо использовать легальные организации, — продолжал он. — В нашем селе хорошая самодеятельная труппа, но последняя пьеса, поставленная ею, никуда не годится: проповедь упадничества, разложения, зависимости человека от судьбы. Необходимо, чтобы на сцене народного дома шли пьесы, призывающие людей к борьбе, поднимающие у них веру в победу разума и справедливости. В Куртамыше нет профсоюзных организаций. Для начала мы и поручим Николаю Томину организацию союза приказчиков. Пусть не забывает и своих друзей в станицах и поселках. Среди казачества должна вестись работа особо. А Владимир Другов займется организацией воскресной школы для рабочих.
Встали все в круг, обнявшись, вполголоса спели «Вихри враждебные». Расходились с уверенностью
«Сегодня вечером устроили собрание наших служащих, но ничего не решили, оставили до завтра».
На другой день:
«Сегодня на собрании выбрали депутатов, сделали сбор. Вечером получил устав Омского союза служащих».
А далее:
«В четверг было собрание служащих насчет урегулирования торгового или рабочего времени, восьмичасового рабочего дня».
— Не за свое ты дело взялся, Николай, — высказал свое недовольство Гирин. — И зачем он нужен, этот восьмичасовой рабочий день приказчикам? Что они будут делать в свободное время? Пьянствовать, шарлатанить?
— Я не по доброй воле, Лука Платоныч, мне поручили это дело приказчики на общем собрании. Думаю, что свободное время будут использовать для учебы. Станут грамотными, лучше будут торговать, вам же польза от этого.
— Так-то оно так, — протянул Гирин.
Остальные купцы злились на Николая.
— Вон смотри-ка, Томин-то казак, а корчит из себя барина. Из грязи лезет в князи, хоть паренки ест, да с салфеткой, — говорили они.
Союз был создан, но вызвал только огорчение у организатора. В руководство в большинстве пролезли хозяйские холуи.
«18 марта, воскресенье, 1907 год. Грусть страшенная. Все как-то противно. Из Челябинска ничего не пишут, черт знает что такое».
Плохое настроение у Николая было вызвано не одними неудачами в союзе приказчиков. Хозяйка уехала в Троицк обживать новый дом и увезла с собой Наташу.
…В магазин зашла черноволосая девушка с большими карими глазами, в пуховом платке и длинном, до пят, пальто, с опушенными мехом рукавами и подолом.
В ней Николай узнал дочку горничной купчихи — Анну Клопову. Раньше он с ней не разговаривал, встречались мельком, хотя дома их хозяев стояли рядом. И вообще он не обращал на нее никакого внимания.
— Моей хозяйке потребовалась дюжина вязальных спиц. Выберите самые лучшие и упакуйте аккуратнее, — с легким пренебрежением проговорила она и бросила на прилавок деньги. Монеты запрыгали, и одна свалилась на пол. Пришлось ползать на коленках, искать ее между ящиками.
«Ну, всучу же я тебе сейчас товарчик за такие фокусы, даст хозяйка тебе за него перцу», — подумал Николай. Он быстро упаковал товар, и девушка ушла.
Через несколько минут с шумом открылась дверь и со слезами на глазах вбежала покупательница.
— Лука Платоныч, Лука Платоныч! — кричала она. — Смотрите, какой товар продает ваш приказчик! Я просила для барыни выбрать самые лучшие спицы, так он какую-то ржавчину завернул. — Хозяйка велела бросить их вам в глаза.