Человек-огонь

Кочегин Павел Захарович

— Тять, а тять, зачем едешь от нас? — спрашивает одна из девочек.

— Царь гонит, доченька, царь. Не один, чать, еду, многолюдство.

— Ох, Коля! Надолго ли наша разлука? — прошептала Аня.

— Видать, надолго. В большом котле заварили кашу хозяева, а народу придется расхлебывать. Ну да палка о двух концах. Не горюй, пиши чаще письма. Ну, Аня, родная, мне пора, — закончил Николай; горячо поцеловав жену, вскочил в седло.

Всадник взлетел на холм и через мгновение скрылся в лощине.

А минуту спустя растаяло за ним и пыльное облачко. На душе у Ани стало пусто.

2

Три года Николай Томин провел на фронте.

В одном письме Анна посетовала мужу, что другие казаки, как Полубаринов, не по одному разу были в отпуске, а он почему-то не может приехать даже на один денек. В ответ Николай написал:

«…Вот, сама видишь, моя дорогая, какие порядки. Кто еще и позиции не видел, того отпускают на семь недель, а я все время на позиции, но об отпуске даже не думаю».

Много крови и смертей видел, много товарищей потерял за эти годы Томин и среди них задушевного друга Александра Алтынова.

При дивизии формировался партизанский отряд. Перед тем, как нести список на утверждение начдиву, адъютант генерала есаул Полубаринов вычеркнул первую попавшуюся на глаза фамилию и вписал Алтынова.

Операция партизанского отряда прошла успешно: были захвачены документы штаба неприятельской дивизии, пленен немецкий офицер.

— Развяжите руки, — попросил пленный, когда отряд темной ночью подошел к линии фронта.

— Дайте честное офицерское, что не побежите, — потребовал Томин.

— Честное офицерское. Нарушу — стреляйте из моего пистолета, — ответил тот. — Бой точный.

При переходе небольшой речушки, что разделяла противников, отряд был обнаружен и обстрелян. Пленный метнулся в сторону, но меткая пуля свалила его наповал. Томин подбежал к врагу и, сокрушаясь, сказал:

— И надо же было тебе бежать!..

Раньше командир сотни Каретов, стройный, бравый казачий офицер, недолюбливал Томина за прямоту и смелые выступления в защиту казаков от произвола офицеров. Самолюбивый сотник, в присутствии командиров, с иронией отвергал предложения Томина по тактическим вопросам. Но поразмыслив наедине, принимал решение, подсказанное рядовым казаком. И получалось неплохо.

Но вот в бою был убит командир взвода, Томин принял подразделение и блестяще завершил операцию. Рейд же партизанского отряда, во время которого командиру вновь сгодился совет нижнего чина, сблизил этих людей, разных по характеру и званию.

Если прежде сотник выговаривал Томину за его откровенные разговоры с казаками, то теперь «не стал замечать их».

— Пусть учит казаков уму-разуму, — решил он и махнул рукой.

И Каретова война кое-чему научила, и он стал прозревать.

…В

сотню пришла почта. На этот раз счастливчиком оказался Николай Томин. Его окружают товарищи, спрашивают о новостях.

— А вот, слушайте…

Жена подробно писала о своей жизни, о знакомых, о родственниках, о том, что нынче небывалый урожай, о делах купца Гирина.

Когда началась война, Гирин смекнул, что на поставках фронту можно нажить немалые капиталы. Куртамыш же, находясь вдали от железной дороги, стал «тесным костюмом», и Гирин переехал в Троицк, оставив там доверенного.

В Троицке Лука Платонович купил небольшой кожевенный завод, и через несколько месяцев он превратился в крупнейшее предприятие на Южном Урале, заложил суконопрядильную фабрику, переоборудовал мельницу, во много раз увеличил перемол зерна; в Тургайских степях распахал большой клин земли, в Кустанае организовал крупорушное производство. Для перевозки товаров за бесценок скупил у казахов восемьдесят верблюдов.

Так Лука Платонович Гирин стал не только купцом, но промышленником и землевладельцем.

— Богачу везде рай. И на войне — кому кресты на грудь, а кому в брюхо штык, — пробасил односельчанин Томина богатырь Дорофей Тарасов. — Полубаринов-то пороху не нюхал, а два ордена уже нацепил, есаулом стал.

— Эх-хе-хе! — вздохнул пожилой широкоплечий казак с окладистой черной бородой Федор Гладков. — Какая нечистая сила меня сюда занесла? Дома Настасья одна с ребятишками. Пятеро у ней на руках, из сил выбивается, а купцам да буржуям людская кровушка в мошну течет. Эх, дела, дела!

Раздалась команда дежурного по сотне. Все побежали строиться.

Командир зачитал приказ на разведку. Среди назначенных и Федор Гладков.

— Разрешите мне за него пойти, — обратился Томин к офицеру.

Каретов недоуменно посмотрел на казака.

— Что за причина этому?

— У меня ревунов нет, а у него — пятеро.

— Ну, вольному воля. Ты и будешь за командира.

…После занятий по рукопашному бою Томин присел отдохнуть под развесистым кленом. Тут и разыскал его Владимир Яковлевич Другов.

Николай обрадовался и пригласил Владимира Яковлевича в землянку.

— Нет, Коля, не стоит. Меньше глаз — меньше расспросов. Пойдем-ка лучше к реке.

Облюбовали пригорок, присели.

Владимир Яковлевич, рассказав, что он служит в армейской артиллерии, штаб которой находится недалеко отсюда, поинтересовался, чем казаки занимаются в свободное время.

— В дурачка режутся, кто помоложе — в шаровки, в чижика играют. Читать совсем нечего — армия же вне политики, а казаки тем более. Иногда достану журнал какой-нибудь. Аня недавно несколько номеров «Нивы» прислала. Письма из дома читаем.