Человек отменяется

Потемкин Александр

— Прежде всего, прошу вас, меньше пафоса. Вы довольно симпатичный субъект, и приятельские отношения между нами вполне возможны. Но без надрыва, спокойные и достойные. А вы смущаете меня своими признаниями через час после знакомства. Не надо спешить.

— Простите мою излишнюю пылкость. Но вы сами виноваты. Я себя не узнаю. Правда-правда. Вы красота во плоти, волшебный образ из моих грез. Какое-то безумие охватывает меня…

К Забелину подошел кельнер и что-то шепнул ему на ухо. Павла Анатольевича словно ударило током. Он вскочил со словами: «Я сейчас буду. Подготовьте комнату для переговоров». Потом обратился к Насте: — У меня срочная встреча. Важный контракт. Можете меня подождать? Послушайте джаз.

— Не беспокойтесь, я с радостью побуду одна. Дождусь и вас, и Ольгу с Владом. Пока…

— Прелесть! Очаровательное существо! Я скоро прилечу на крыльях любви. А на переговорах буду думать только о вас. Ох уж этот проклятый мир бизнеса, в котором сам себе не принадлежишь.

Он встал и быстро направился в сторону гардероба.

Чудецкая осталась одна. «Что он за тип? — думала она с грустью. — Слишком эмоциональная натура? Между нами разница лет в двадцать пять… Как осторожно надо относиться к непохожим на тебя людям. Чтобы не травмировать их, не ранить подозрением в неискренности. Если бы не его театральность, был бы вполне достойный человек. И можно было бы даже через день-два принять предложение провести вместе ночь. Такой трепетный, влюбленный, прямо поэт».

К Насте то и дело подходил кто-нибудь из посетителей, настойчиво приглашая ее на танец. Она отказывала, возникали нудные споры. Чудецкая вспыхивала и уже смотрела на гостей ресторана угрюмо и настороженно. Первый восторг улетучился. Глаза ее неприязненно блестели. Прошло минут сорок. Музыка закончилась. Настя стала озираться, ища Ольгу, но так и не нашла ее. Она подозвала кельнера.

— Вы не видели мою подругу?

— Вам лучше спросить метрдотеля. По-моему она с другом устроилпсь в отдельном кабинете. Вторая или третья дверь налево от гардероба. Впрочем, спросите у метрдотеля, он подскажет точнее.

«Как трогательно! Ольга дала нам возможность пообщаться с Павлом, — размышляла Настя. — Она надеется, что у нас все образуется. Не знает, что он на переговорах. Надо присоединиться к ним. Сидеть одной за столом в ресторанном зале неприлично. Мужики подходят и подходят. Не унимаются!»

Она решительно встала и огляделась. Метрдотеля в поле зрения не быор видно, и Настя направилась к гардеробу. Тут она свернула налево и приоткрыла вторую дверь…

Вначале она услышала тяжелое, неровное, дыхание, чуть ли шипение. Казалось, чей-то мужской нос готов был лопнуть от напора воздуха. Потом перед ней предстало дикое зрелище. На подоконнике сидела совершенно голая блондинка. Ногами она обхватила спину Павла Анатольевича, который швырял свой волосатый зад в ее сторону. Девица издавала громкие стоны стоны и шептала со свистом: «Люби меня… целуй грудь… Возьми меня, возьми! Еще, еще, еще… Ах, ох, ух…»

Чудецкая была до такой степени обескуражена, оскорблена и разбита, что легкая улыбка, с которой она открыла дверь, застыла болезненной гримасой. Казалось, даже воздух а комнате отяжелел, Хоть бери его в руки, лепи комки и бросай их в содрагающиеся голые тела.

Анастасия

была жестоко уязвлена. Увиденное привело ее в панический ужас. Не помня себя, она бросилась вон. Выбежав из ресторана, Чудецкая подлетела к первой попавшейся машине, и с трудом выговорила свой адрес. Всю дорогу она просидела неподвижно. Ей открылась вся гнуснейшая нелепость случайного знакомства.

«Нет-нет, это в последний раз, — думала она дрожа как в лихорадке. — Больше никаких приключений. Наука, только наука. Пора признать, что с мужчинами мне не везет. Как он мог после таких восторженных слов… Ну, да и бог с ним! Я ведь обалдела не от его поступка, а от самой возможности именно так поступать. Да, в человеческой программе происходят коренные изменения. Или она всегда была подпорченной, а мне не удавалась с ней как следует познакомиться? Ужас! Ужас! Теперь смешно и горько! Интересно, как бы поступила Ольга? Вполне возможно, вышвырнула бы ту девицу вон и сама залезла на подоконник… Неужели таким надо быть человеку? Может быть, может быть, но упаси бог! Все-все, начинаю готовиться к отъезду. С главной мыслью: постараюсь быть снисходительной к любому человеческому проявлению. А теперь отключау телефон и попрошу Семена Семеновича отвечать, что меня уже нет дома. А сама складываю чемоданы, собираю литературу и готовлюсь к работе. Какое счастье через несколько дней уехать в экспедицию. В Африку, в Африку! Разве можно винить человека? Он такой, такой и все! Надо немедленно забыть этот нелепый эпизод. Но всегда помнить, что такое в человеке есть! Я не остановлюсь перед любыми мерами оздоровления и совершенствования гомо сапиенса. Научное решение есть, оно существует. Надо посвятить этому всю жизнь, и долгожданный момент обязательно наступит — человек генетически изменится к лучшему! Я в этом уверена! Ведь наука способна обновлять и видоизменять посевные культуры, которым несколько сот тысяч лет. Пришло время переделать самого человека!

Семен Семенович пытался заснуть. С самого утра он не находил себе места. То болела или кружилась голова, то падало давление, то снижался ритм пульса, подкашивались ноги, не было никаких сил двигаться, даже думать. Это было особенно невыносимо. Ведь поскандалить в собственной голове было для господина Химушкина наиприятнейшим занятием. После полудня ужасная грусть охватывала его, неизвестно по какой причине ныло сердце, словно он чувствовал приближение какого-то неожиданного злоключения. Впрочем, ничего особенного с ним не произошло. Он благополучно доковылял до дома и в девятом часу, не раздеваясь, улегся на кровать. Стояла полная тишина. День в столице выдался душный, и вечер не принес прохлады. К зною москвичи уже привыкли. Химушкину мерещилось разное, но разум ни за что не мог уцепиться. В конце концов Семен Семенович закрыл глаза, уверенный, что его одолеет сон. Но тут же открыл их опять. В голову неожиданно вползла скандальная, в чрезвычайных подробностях мысль, потом другая. И вот он уже погрузился в свое излюбленное состояние. «Странно, скоро шестьдесят стукнет, а любовного чувства так и не испытал. Даже на платоническую увлеченность меня не хватило. К жене какая-то тяга была, по потом все бесследно прошло. А ко всем известным людям я всегда относился как к конкурентам. Мне все казалось, что я смог бы что-то сделать лучше, надежнее, красивее, фундаментальнее. Особенно в науке. На Украине когда-то решил заниматься табаком и рапсом. Не просто эти культуры выращивать, а хотел изменить их наследственные свойства. Ведь что такое табак? Это однолетний кустарник. Я тогда один из первых обратил внимание, что в табачном листе самое вредное не никотин, как долгое время считали, а нитрозамин, канцерогенное вещество. Его присутствие даже очень незначительное, порядка тысячных грамма, чрезвычайно пагубно для здоровья. Нитрозамин развивается в стволе и листе табака, а стимуляторами его развития служат солнечные лучи и нитраты. Правда, он дает замечательные вкусовые качества, но сам очень опасен. Так вот, я разложил на молекулярном уровне несколько культур и обнаружил, что в шиповнике присутствует ген, препятствующий появлению нитрозаминов. Доказываю повсеместно, что сам никотин совершенно безвреден, даже предлагаю производить никотиновые конфетки — с 0,1 процента никотина, — чтобы снимать табачную зависимость у заядлых курильщиков. Для того чтобы получить разрешение на генетическое изменения табака, необходимо пройти бюрократические процедуры. Мне рекомендуют начать с Закарпатского института агропромышленного производства, расположенного в городке Берегово. Идея вязнет в столах чиновников, результат ноль. Недавно прочел в газетах, что в США стали разливать лимонад с ароматизатором никотина… А история с рапсом вообще уникальная. Рапс — масленичная культура, однолетка. В стручке сотни зерен, но их вес около 6 граммов. Колхозам ставят задачу повышать урожайность. Мой председатель просит: Семен, подумай, может, найдешь решение? Мне план выполнять надо! Тут я сработал еще быстрее. Взял семена гороха, определил ген, ответственный за рост стручка и размеров горошин. В эксперименте имплантировал ген гороха в рапс, а ненужный рапсовый ген удалил. Уже на следующий год я получил рапс со стручком не в пять, а в двенадцать сантиметров, и вес зерен стручка был не шесть, а тридцать граммов. То есть урожайность увеличивалась в пять раз. Если обычный рапс дает около четырех тонн с гектара, то генетически модифицированный давал бы 20 тонн с той же площади. Какой колоссальный эффект! Экономический рост! Мой председатель колхоза был без ума от радости! И что? Опять ничего! Более того, его уволили с работы с формулировкой: „За превышение служебных обязанностей, самоуправство и несанкционированные исследовательские расходы“. Бюрократы задушили и второй проект. Ось так людина боiться працювати з генетикою. После этого я вернулся в Москву. Стал шататься по улицам и скандалить в собственном разуме. Начал спорить с учеными, но лишь внутри себя. Вкус к жизни терялся, а дикая пучина перестройки, гласности, приватизации, начального капитализма все больше отвращала меня от реальности. Хотелось существовать в одиночестве, чтобы сберечь свою независимость. Именно в таком состоянии я пришел к категорическому выводу: человека надо менять, но только не с помощью генной инженерии. Я ярый противник человеководства. Предчувствую, что через три-четыре поколения генетики и евгеники начнут выращивать людей, как нынче производят скот. Тут я солидарен с одним американцем, утверждающим, что любые попытки евгеники улучшить человеческую расу путем генной инженерии будут быстро подавлены естественным приростом населения. Так что тут мало перспектив… Я также беспощадный противник клонирования. Кого клонировать? Жену или мужа? Представим, что жену. Через двадцать лет из клона вырастает точная копия матери. А „отцу“ только 40–45 лет. Кто может дать гарантию, что он опять не влюбится в свою первую любовь? И что эти чувство не встретит взаимности. Ведь между ними нет никакого биологического родства. А если наши русские богачи станут клонировать своих „стареющих“ жен, чтобы постоянно иметь молодую, но ту же самую жену ? В сухумском обезяньем питомнике в тридцатые годы прошлого века проводились секретные эксперименты по скрещиванию человека и обезьяны. Участвовали как мужчины, так и женщины. Одни добровольцы. Авторы проекта ставили локальные задачи: получить существо — донор для замены органов у стареющих большевистских вождей. Тогда ничего не вышло, проект провалился, руководитель был растрелян, а многие ученые бежали в разные концы коммунистической империи. Кстати, о беженцах. В последние годы Москва заселялась беженцами. Их потоки текли с всех бывшего Союза. А Бог словно помогал им — зимы утратили свою лютость, и перебиться без крыши над головой стало посильным делом. Тут я начал задумываться об изменении климата. В голову начали приходить самые интересные мысли. Год-два назад наше судно «Академик Федоров» впервые в истории исследования Арктики пересекло Северный полюс без сопровождения ледокола. Надо же! Ежегодно снеговая арктическая шапка уменьшается на десять процентов. Прошлое лето побило все рекорды, установленные с начала спутникового наблюдения. Зарегистрировано минимальное количество льдов между Гренландией и Ледовитым океаном. Наступление зимы с каждым годом отодвигается все дальше, большой редкостью становятся снимки прыгающих с льдины на льдину белых медведей. В таких условиях не праздный вопрос — выживут ли они вообще. Ведь медведи могут охотиться на тюленей только на льду, — состроил Химушкин гримасу. — Именно в зимнее время они накапливают калории. Но зима сокращается и может вообще исчезнуть. А темпы таяния ледников Арктики поражают воображение. Уровень воды во всех сибирских реках за последние годы значительно увеличился. Что это означает? Увеличение количества осадков в высоких широтах и уменьшение на засушливых территориях. Но самая большая беда ожидает Сибирь, зону вечной мерзлоты. Там зарыты сотни атомных бомб. В этом регионе содержится 500 миллиардов тонн метана, а он во много раз активнее углекислого газа. Что отсюда вытекает? Если хоть пять процентов этого метана попадет в воздух, то температура земной атмосферы поднимется на 10–12 градусов. А если десять или даже двадцать процентов… Ведь этот углеводород, кроме всех прочих неприятностей, способен образовывать с воздухом врывоопасные смеси. Кипит при температуре 164 градуса! А такая температура в будущем вполне возможна. Так что катастрофа и конец жизни неминуемы! Ведь уже в прошлом году около двухсот тысяч человек стали жертвами изменения климата. А температура поднялась лишь на два с половиной градуса! По прогнозам, до 90 процентов слоя вечной мерзлоты в нынешнем столетии растает. Граница мерзлоты сдвинется к Северу на сотни километров. Появится растительность. Солнечные лучи будут поглощаться интенсивнее, климат станет теплее, если не сказать жарче! Это приведет к таянию ледников Гренландии. Если ее ледовый запас представить в виде водного массива, то он окажется километровой толщины на пяти миллионах квадратных километров. Это больше чем площадь всего Европейского сообщества. Только тающий лед Гренландии увеличит уровень мирового океана до двадцати метров. А льды и снега Арктики, Антарктики, Сибири, Аляски при таянии поднимут уровень водной массы Земли на полторы сотни метров! — в голове Химушкина звучало возмущение. — Что делать? Как спасаться? Отвечу: надо слушать Химушкина! Я уже не раз размышлял над проектом спасения: выравнивание всех неровностей Европы. Но у Семена Семеновича есть и другие, более радикальные методики выживания. Я же предложил создать лабораторию по пересадке разума на жесткий диск. Это позволит каждому из нас жить почти вечно. Но кто к моей идее прислушался? Кто нашел время ее серьезно обсудить? Читал, что докладчик на Всемирном экономическом форуме в Давосе должен внести в кассу тридцать тысяч евро! Иначе трибуну не получит. Да-да, не пустят даже в зал заседания. Плати, а потом входи, говори, просвещай, спасай мир! Ты мечтаешь сохранить человечество, модернизировать его, а из тебя хотят вытрясти деньги. Как, а? — тут он презритльно хихикнул. — Жесткий диск избавит человечество и от опасности тотального потребления. Исчезнут экономика, производство, заводы. А ведь именно они отравляют атмосферу парниковыми газами. Нет потребления, нет производства, нет парниковых газов, нет СО2, значит температура атмосферы Земли становится нормальной. На планете можно жить! Не в биологическом, а в электронном, не подвластном времени статусе. На эластичном самопередвигающемся диске. И не только на нашей планете, а в любой точке Вселенной. Но как, где обнародовать мои научные рекомендации относительно будущего людей? Где мне взять денег, чтобы довести до мирового сообщества мою программу? В Давосе или в другой части мира? Даже за небольшую статью в российской прессе требуют деньги. Впрочем, их сегодня требуют везде, и даже без повода. Вывод тут может быть один — пусть дураки погибают! А мне сейчас, чтобы лучше понять механизмы переселения разума, надо срочно переместиться в красное тельце эритроцита и пуститься в путешествие по лабиринтам мозга. Необходимо быть готовым к практическим исследованиям для конструирования новой формы головы, то есть создать прообраз индивидуального носителя разума, или Химушкина в электронном варианте. Но с характерными личными особенностями, с памятью. Мне очень важно помнить, что я русский, а не какой-нибудь там испанец или швед. Главнейшая проблема длительной, даже вечной, работоспособности разума — это питание чипа С.С. Тут можно использовать идею немецкого ученого Стекера и его коллег, позволяющую утолить энергетический голод любого объекта или субъекта от легчайшего до сравнимого по массе с Землей или всей Солнечной системой. В основе идеи лежат черные дыры — галактические монстры с такой невероятной силой гравитации, что способны поглощать даже свет. В центре Млечного пути находится такой монстр, в сотни миллионов раз тяжелее Солнца. Но встречаются и миниатюрные черные дыры, которые в несколько раз меньше атомного ядра. Если с помощью ускорителя заряженных частиц столкнуть друг с другом ядра водорода, образуются черные дыры заданных размеров. При столкновении ядра они окажутся сильно сжатыми. Как раз из этой чрезвычайно сжатой материи ядра возникает необыкновенная гравитационная сила, и материя может преобразовываться даже в крошечную черную дыру, — лицо Химушкина обрело восторженное выражение. — Российский ученый Р. Гринберг хочет построить ускоритель, обладающий энергией в 30 тераэлектровольт. Это в 15 раз мощнее известного теватрона близ Чикаго. Стекер считает, что с таким ускорителем можно образовывать по миллиарду миниатюрных черных дыр в год. Значит, каждый житель Земли сможет использовать «черную дыру» для своих практических нужд. А согласно знаменитой теории Эйнштейна Е=мс2, крошечный аккумулятор может преобразовать материю в излучение, из массы сотворить свет или энергию. Достаточно бросить ядро водорода в черную дыру, и мы получим 10–15 высоко энергетических световых квантов. Во как! В результате абразивной обработки дыра снова возвращается к нулевому циклу и готова к следующему поглощению катализатором. Отработанные, никчемные мысли могут служить кормовой базой миниатюрной черной дыры. Это же перпетуум мобиле! Семен Семеновичу не нужна кухня, газовая плита, магазины, рестораны, витамины, урожаи зерна и показатели животноводства. Ему не нужна жена-стряпуха! Он существует сам по себе, вне потребительского рынка, вне биологических запросов. Квартира не нужна, арендаторы пошли к чертовой матери, а на доллары можно начхать! На стирку постельного белья и покупку новой одежды и обуви с удовольствием плюну со всей ненавистью Химушкина! — он всерьез распалился. — Но что получаю взамен? Наиглавнейшую возможность — все время предаваться скандалам в собственном разуме. Совершенствовать внутренний и окружающий мир. Жить не только в России, на Земле, а во всей Вселенной, в Галактике. Спорить не за кусок хлеба, не за дополнительный налоговый рубль, не за право бесплатной медицины, не за достойную пенсию. А ломать голову над проблемами мироздания. Вот мои постоянные устремления. Чтобы наличие таких взвимоисключающих противоречий, как бытие и смерть, канули в Лету! У человека должна появиться новая перспектива: бытие и самосовершенствование. Зачем нужна бесконечная многоступенчатость? Такой вопрос меня в тупик не поставит. Вселенная обладает неисчерпаемым богатством научных тайн. Кто должен их открыть и понять? Разве это не удел человека? Не нынешнего, конечно, а будущего, созданного по проекту Семена Химушкина. Теперь надо пробраться в собственный головной мозг. Пристально взглянуть на него изнутри, найти правильные конструктивные решения. Ведь он основной регулятор всех функций организма, направленных

на приспособление к внешним условиям существования. А после введения новой конструкции для перезаписи разума сколько лишних, архаичных функций отомрет? Все инстинкты являются продуктами головного мозга: пищеварительный, дыхательный, кровеносный, двигательный, выделительный, половой, гормональный! На них уходит тысячи гигабайтов интеллектуальной мощности. А в один прекрасный день мозг освободится от всего этого и направит весь свой потенциал на развитие души и разума. Ох, сколько чудесного сможет он сотворить! Какие невероятные амбиции у него возникнут, над какими замечательными проектами он начнет работать, изменяя мир! Фантастика! Скорее бы наступило это великое время! — воскликнул Семен Семенович. — Итак, чтобы приблизить момент истины, я превращаюсь в клетку эритроцита и проникаю в медуллярную трубку мозгового ствола, имеющего три изгиба. На варолиевом мосту я осматриваюсь: куда двинуться дальше? Ведь путешествие задумано долгое. Обращаю внимание, что мозговой ствол отличается по структуре от спинного мозга. Его нельзя разделить на сходные по строению сегменты. Здесь серое вещество не занимает центральное положения, как в спинном мозге, а располагается в виде обособленных ядер, отделенных друг от друга белым веществом. Весьма существенная деталь для будущей архитектуры чипа Химушкина. По сильвиеву водопроводу поднимаюсь на крышу мозжечка. Отсюда открывается великолепный пейзаж: бугорки на четверохолмии, а книзу — стройные ножки мозга, ведущие к комиссуре, после которой открывается широкая панорама третьего желудочка. Через монроево отверстие попадаю в пучок Голля и в заросли особо чувствительных экстероцептивных волокон. Пробираюсь дальше. Лира Давида соединяет ножки свода, а через кору аммонова рога — два полушария. Дальше идут мозолистое тело, свод, зрительный бугор. Поверхность их покрыта серым веществом и изрезана многочисленными бороздами, делящими ее на извилины. А, — обрадовался Химушкин, — дошел до самого главного. Поэты и философы часто вспоминают извилины мозга. Именно здесь необходимо как следует осмотреться. Нужно ли они в будущем? Начнем с объема мозга. Я не смогу взвесить собственное серое вещество, но рискну предположить, что в нем около 1700 граммов. У Анатоля Франса мозг весил только 1017, а у Ивана Тургенева — 2012 граммов. Выходит, масса совершенно не свидетельствует о потенции разума. Надо вспомнить, что в состав серого вещества входит 81–85 процентов воды, около 7 — белков, 3,7 — фосфолипидов, один процент лецитина, столько же кефалины, около 0,6 сфингомиелина, чуть больше цереброзидов, около одного процента холестерина, 0,3 кислотнорастворимого азота и около 1,2 процентов разной золы. Ну, зачем, господа, вся эту муть на электронном носителе? Если учесть, что вода вскипает при температуре 90 градусов, а климат Земли меняется стремительно и в ближайшие сто-двести лет такие высокие температуры для современного человека станут вполне нормальными, или даже прохладными? Фосфолипиды, кефалий и лецитин растворяются, а кислотнорастворимый азот кристаллизуется. И мозг умирает! И вот еще что — прекращение снабжения мозга кислородом вызывает быстрое гликолитическое расщепление глюкозы и бурный распад фосфоросодержащих энергетических веществ, и мозг также погибает. Как он зависим от самых простых вещей, этот наш уникальный разум! — горько усмехнулся С.С. — Примитивный химический состав мозга объясняет причины прогрессирующей болезни Альцгеймера у людей старше шестидесяти лет. В этом случае мозг изнашивается, как моя развалившаяся обувь или пиджак, от старости поменявший цвет, и жизнь становится чисто биологической, как у примитивного животного. Нужен ли нам в здоровом теле слабый ум? И как с изношенным умом хотят прожить до 120 лет? А то и больше? Кто же будет возиться с людьми, у которых диагноз Альцгеймера с 75 до 120 лет? Это долгие 45 лет! Какие пенсионные или страховочные кассы согласятся взять на себя бремя материального содержания? Бюджет какой страны способен оплатить их растительное существование? Поставим и такой каверзный вопрос: можно ли позволить человеку бесполезное, чисто вегетативное прозябание? Если мы перемещаем его изношенный разум в электронную версию, то лично я ничего не имею против. А если он остается в прежней биологической одежде, то позвольте заявить категорическое нет! Нет! Кто должен отплачивать его бесполезное тление? Опять Иванов, Петров, Сидоров? Русский человек, наконец, должен научится считать. Если же я не успею перенести разум на электронный носитель, а, скорее всего так и будет, ведь мне уже шестьдесят, в стране необходимо срочно вводить эвтаназию. Как иначе быть обществу с таким неподъемным затратным грузом выживших из ума даунообразных старцев? Может быть, раньше они были олимпийскими чемпионами, главными режиссерами Ленкома или Таганки, министрами по налогам, даже губернаторами, но ум обряб, скомкался, химический коктейль стал олифой, и они даже не в состоянии вспомнить самих себя. Альцгеймер доказывает эту клинику! А если в их количество приблизится к 50 процентам населения? У Химушкина, например, амбиции — метаться не только по России или по планете Земля, но и витать по всей Вселенной, и не десяток лет, а целую вечность. Так можно ли воду и цереброзиды нести в себе на такие дальние маршруты? Поэтому чип интеллекта С.С. будет не более 50–70 граммов. Этого вполне достаточно. Да, Да! Теперь передо мной предстали центральные извилины и верхние теменные дольки, образующие анализаторы общей чувствительности. На их высших точках расположены чувствительности нижних отделов туловища и нижних конечностей, а в нижней части проецируются рецепторные поля головы верхних участков тела и верхних конечностей. Вот и гиппокамп. Здесь находится анализатор вкуса и обоняния. Эти чувства тесно связаны. За них отвечают наиболее древние части мозга. Тут возникает резонный вопрос: что необходимо перенести на электронный носитель, а от чего нужно наотрез отказаться? Конечно, температурные, болевые рецепторы лучше сохранить, а осязательные, половые, вкусовые оставить за бортом проекта. «Я люблю вкусно поесть!» — такого примитивного желания у будущего человека никак не должно быть. Оно варварское! Если я слышу такое выражение чувств, мне хочется дать человеку по физиономии, — мучительное сочувствие к самому себе вызвало у Семена Семеновича жалкую гримасу. — Или сексуальность! Боже упаси такой звериный груз передавать новому виду! С сексом и эротикой надо навсегда проститься! И в этом нет ничего личного. Дескать, Семен Семенович по своей надуманной причине отказывался от интимного общения с женщинами и эту личную фишку хочет передать своему будущему прообразу. Задумайтесь, сколько бед несет это вульгарное чувство. Нужно ли перечислять? Насилие, измена, самоубийство, извращения, потребительский соблазн, подкуп, наговор и т. д. Брррр! Крики, вопли, истерики, стоны. Секс — это животное безумие! — высокомерно выкрикнул он. — Разве этого заслуживает разумное существо? Почему оргазм не вызывает музыка Бетховена, Чайковского, Шостаковича? Чтобы оценить человека, надо взглянуть на его сексуальные связи и извращения. В том что человек не продвинулся в своем совершенствовании, качественном обновлении, необходимо винить прежде всего сексуальность. А сущность наших правителей, нашей русской ментальности — это прежде всего ущербная или избыточная половая национальная составляющая. Ведь власть над человеком, что глубоко в нашей сути, восходит к сексуальным чувствам. Однозначно, будущее существо сексуальных ориентиров уже не получит! — Тут Семен Семенович презрительно ухмыльнулся. — Теперь вглядываюсь в медиальные поверхности полушария, связанные с такими явлениями как сон, эмоции, мотивации поведения, корысть, обоняние… Ученые обозначают их общим понятием «лимбическая система». Сон и эмоции лучше оставить, а все остальное забыть напрочь. О, забыть надо многое. Каждый из нас состоит из более чем трех триллионов клеток. Даже жуть берет! Представляете вопрос: «Вы кто такой?» И ответ: «Я существо, состоящее их трех триллионов клеток!» Как, а? Страх! Ведь совершенно невозможно управлять такой армадой, да к тому же у каждой клетки свои функции! Гордость! Упрямство!.. Ужас! Ужас! Зачем такой лишний товар — или лучше сказать мусор — тащить в будущее? Доказательства? Достаточно вспомнить историю эволюции, чтобы прийти к выводу: она развивалась не от худшего к лучшему, не от простого к сложному, не шаг за шагом, а от поминок к поминкам. Череда бесконечных похорон характерна для всей истории развития материи. Поэтому в моем проекте необходимо заложить самые радикальные меры. Достаточно к 46 хромосомам добавить лишь одну универсальную, позволяющую существовать новому виду в материи любой формы, чтобы навсегда попрощаться с чудовищной биологией. Окончательно выскочить из нее, о чем я уже давно мечтаю. Выбросить ее, как хлам, на свалку. Особую неприязнь вызывают у меня пенис, внутренности и задница. Ее каждый раз приходится смазывать одеколоном, чтобы дурно не пахла. Брррр! Так что нет и не может быть каких-либо весомых аргументов, чтобы спорить со мной о проекте чипа Химушкина! Это единственно правильный путь сохранить человечество, более того, совершенствовать его таким образом, чтобы оно по — настоящему стало хозяином мира. Необходимо немедленно приступать к этому замечательному плану. Завтра же надо продолжит переговоры с Мишелем. Он должен найти капитал для оснащения научной лаборатории. Французам надо лишь платить, платить щедро, а спасение человечества Семен Семенович берет на свои плечи. Ой, скорее бы переродиться в электронное существо!» — восторженно и мечтательно выкрикнул он.

Пафос господина Химушкина начал медленно спадать, мысли растекались, дробились. Душевное томление отступило, скандал в сознании утихал. Он по — ворочался на кровати, ища удобное положение. Не вставая, сбросил обувь и накрылся простыней. «Надо чтобы во сне открылось второе дыхание скандальчика, очень хотелось бы! Необходимо менять мир и его самого массового обитателя! Медлить никак нельзя!» Тут его стала одолевать зевота. Химушкин потер несколько вспухшие веки, нажав на пульт управления, выключил свет, положил под голову ладони, зажмурил глаза и, учащенно дыша, засопел.

Через несколько минут он уже спал.

Виктор Дыгало очнулся в куче пищевых отходов. Множество крысиных глазок без малейшего стеснения разглядывали его. Было липко и грязно. Смрад вызывал удушье. Молодой человек попробовал встать, но ноги и руки тонули в рыхлом месиве. Пришлось выползать, а уже потом подниматься. «Грызуны принимают меня за своего, даже не шелохнулись! — усмехнулся Виктор Петрович. — Где вымыть руки, лицо? Я чумазый, вонючий, сам себе противен». Он вышел на бульвар, минул ресторан, даже не взглянув на него, и двинулся к Тверской. Когда понял, что найти колонку воды или туалет в этом месте не удается, присел на краю тротуара и стал протирать руки дорожной пылью. «Хоть липнуть перестанут». Дыгало прошел магазин «Арарат», свернул направо и задумчиво направился в сторону мэрии. На углу Большого Гнездниковского переулка его ногу вдруг придавил чей-то тяжелый ботинок. Дыгало поднял глаза. Перед ним стояли двое милиционеров, один из которых и наступил ему на ногу. «В чем дело?» — удивился Виктор Петрович. — «Откуда такой замухрышка на вечерней столичной улице? Ты из помойной ямы? Из очистной канавы? Пьян? Отвечай!» — пронзительным взглядом милиционер уставился на архитектора. — «Нет, господа, не пьян». — «Документы… Кто ты такой?» — продолжал тот, кто припечатал к асфальту ступню Дыгало. — «Москвич, русский, направляюсь домой». — «Паспорт есть? Каждый может назвать себя москвичом». — Ему было около тридцати лет. Высокий, крупный, широколиций, с бесформенным боксерским носом и тяжелым подбородком. Говорил сильным, глубоким голосом, немного окая. — «Паспорта с собой нет, но я живу на Дмитровком проезде, дом 20, корпус один…» Договорить ему не дали: «Хочу видеть документ, подтверждающий твое заявление». — «В таком случае придется направиться ко мне на квартиру. Паспорт большой, тяжелый, в каком кармане летней одежды его можно носить? В это время года я всегда хожу без документа!» — «Пройдем в отделение». В этот момент второй милиционер направил на Дыгало автомат Калашникова. «Иди, не сопротивляйся, а то прикладом по башке получишь!» — бросил свирепо второй . — Он был моложе напарника, но без знаков отличия. Вытянутое лицо напоминало овечью мордочку, а длинная шея и светлые глаза придавали парню какую-то комичность. — «Мне недосуг с вами по отделениям гулять. Дайте пройти. Вот вы, судя по выговору, не москвич, — обратился он к тому, чей ботинок продолжал стоять на его ноге. — Вы приезжий, а я местный житель! Давайте разойдемся…» — попытался улыбнуться Дыгало. «Слышал? Следуй за нами! При сопротивление тут же наручники наденем! А в отделении рожу разобьем», — первый милиционер скрутил Дыгало руку и потащил его за собой. — «Я же не сопротивляюсь, руку-то отпусти», — отчаянно выкрикнул Виктор Петрович. «Следуй, говорят, за нами. Малейшее неповиновение — обвиним тебя в сопротивлении власти. Тут уже срок! Понял?» Дыгало промолчал. Первый милиционер отпустил скрученную руку и пошел рядом с ним. Второй подпер спину дулом Калашникова. — «Вонь от тебя кислая, гадкая. Что, на помойке живешь?» — бросил с презрением первый . — «Ага, бомжи все там ночуют! Их дом — улица. Но чтобы так воняло? Ты не в дерьмовой яме побывал? — ухмыльнулся второй , прикрывая пальцами нос. — Скажу я тебе, Сашка, — обратился второй к первому , — хоть вонь невыносимая, но больно знакомая. У нас в селе на каждом подворье в свинарнике такой же запашок стелился. Мне даже казалось, что свинья лишь при таком мерзком смраде в весе прибавляет», — вспыхнул он неожиданно. — «А у нас в деревне и свиней-то не было. Я только в армии на второй год службы после сержантского звания свинину попробовал. Хороша еда, да не часто ею баловали. А у вас как?» — с какой-то грустью спросил первый . — «А в нашем доме лишь птица была. Да отец рыбу с реки таскал, правда, чаще не рыбу, а рыбешку. А если кто скотину или свиней забивал, то везли прямо на рынок в Вологду. Наличку хотелось видеть. Других-то источников нет. Я и в армии ее не попробовал. А сейчас, когда мясо ем, то без понятия, от кого оно. А зачем интересоваться? Я ведь на вкус не смотрю, кусками заглатываю. Мне что картошка, что мясо, что макароны, что гречка — все на один вкус. Мне бы желудок утихомирить, чтобы песни не пел. А то с голодухи иногда так забурлит, что тошно становится». Он обернулся к Дыгало: «А ты, бомж бесполезный, торопись, нам еще парочку таких беспаспортных оборванцев для плана в отделение доставить надо. Давай, давай, поторапливайся. Тебе-то на нарах спать все лучше, чем в навозной канаве…» — «Где они в Москве только помойки находят? — удивился первый . — Вроде в городе все цивильно, а от этого такая жуткая вонь…» — «Давно известно, свинья свою лужу всегда найдет!» — поддакнул второй .

У входа в отделение милиции стояли несколько офицеров. Они смотрели друг на друга отсутствующими взглядами, казалось, ничего, кроме злобного безразличия, не испытывая. Когда двое постовых подвели задержанного, один из офицеров, с красной повязкой на рукаве кителя, мрачо заметил: «Что за гадкое чудовище вы доставили? Несет как из помойной ямы. Этого чумазого я в отделение не пущу». — «Что ж нам с ним делать? При нем никаких документов. А согласно поставленной перед дежурством задаче…» — «Брось, сержант, говорю, не пущу, — с досадой бросил офицер. — Точка! Ты хочешь, чтобы у нас тут все дерьмом пропахло? Начальник и вас, и меня прогонит к едрени фени! Столько денег вложили в ремонт. А женский коллектив? Разнесет меня на куски как изверга. На свои крема и парфюмернию они тратят две трети зарплаты. Не пущу!» — «А без приказа его отпустить мы не имеем права! Прикажите — и пусть опять шагает себе в яму!» — предложил первый . — «Тогда берите швабру, щетку, ведро воды, жидкость для мытья, заведите его за угол и мойте. Когда просохнет, передам его дознавателю. Не раньше. Убирайте его! Да побыстрее!» — раздраженно прокричал дежурный. «Как приятно слышать, что человек для них ничто. Ноль, дурнопахнущая материя, — пронеслось в голове у Дыгало. — Я готов поклясться, что на всю жизнь останусь ярым противником всего человеческого!» — «Пошел, пошел за угол», — второй прикладом подтолкнул Виктора Петровича. «Искал воду, чтобы помыться. Сейчас станут драить меня шваброй. Любопытно! Я для них — пол загаженного туалета! Заваленный нечистотами унитаз. Среди гомо сапиенсов каждый может считать другого кем угодно — от куска дерьма до слитка золота. Но чаще всего на устах все же дерьмо! Унизить ближнего, оскорбить — это так по-людски! Браво! Меня и эта их манера воодушевляет на радикальный поступок!» — подумал молодой человек и покорно завернул куда ему указали.