Человек-пистолет

Магомет С. А.

«Козлы» оттесняли меня в тамбур. Пока я отмахивался от одного, другой перелез через спинку сиденья и ударил меня сбоку, сбив шапку. Тут же третий ударил меня два раза в лицо, и я выскочил в тамбур, чувствуя, что отбитые губы немеют, а левая сторона лица начинает пульсировать, словно мне за щеку сунули часовой механизм. Я распахнул дверь в соседний вагон и хотел бежать туда, но «козел» схватил меня за куртку и потащил назад. Обернувшись, я наотмашь ударил тыльной стороной кулака; «козел» поскользнулся и упал, увлекая меня за собой. В это время другой схватил меня за волосы, а третий — за руки, прижимая к полу. От одного удара ногой в бок я успел прикрыться локтем, другой

удар пришелся вскользь по голове. Я извивался, брыкался; я видел, что один из «козлов» нетерпеливо скачет надо мной, примеряясь и делая широкие футбольные замахи, чтобы поточнее ударить ногой в голову, меня протащили по полу за ногу, чтобы развернуть поудобнее и лишить возможности прикрыться, мне удалось вырваться, подобраться и даже начать вставать, но тут я обнаружил, что «козел» все-таки оказался прямо передо мной и уже отвел ногу для страшного удара, нацеленного в лицо, что, судя по всему, должно было стать последним моим жизненным впечатлением… Однако в следующий момент «козла» вдруг швырнуло в противоположный угол — только коленками взбрыкнул, — и я увидел перед собой полы знакомой солдатской шинели и сапоги под голубыми джинсами навыпуск…

Пока Ком обрабатывал двух других, я успел вскочить на ноги, сориентироваться и перевести дух. Поезд подошел к платформе, и двери распахнулись. Один «козел» выпрыгнул из вагона сам, другого вытолкнул Ком, тот было сунулся назад, но Ком легко отбросил его ударом ноги в грудь, причем получилось эффектно: как только «козел» вылетел вон, двери захлопнулись, и поезд тронулся.

В тамбуре с нами остался последний — с лицом полуребенка-полустарика. Он причмокивал губами. Он вытащил из кармана своей курточки круглое, длиной с авторучку шило и все с той же улыбкой дегенерата зачертил им воздух. Кажется, он забыл все слова, кроме слова «суки»… Ком чуть посторонился, как бы приглашая меня поупражняться. «Козел» слизывал кровь с нижней губы.

— Обалдел, друг? — миролюбиво обратился я к нему, показывая на шило. — Ведь, наверно, и октябренком был, и пионером, а?

Между тем Ком легонько подталкивал меня вперед.

— Ведь мы вас не трогали, — продолжал я. — Вы начали первые… Да погоди ты! — раздраженно бросил я Кому, который продолжал подталкивать меня. — Какие у тебя к нам претензии? — спросил я «козла». — Поговорим по-человечески?..

— Обоих тут, — сказал «козел», — при-ко-лю.

— Неужели ты такой кровожадный? — удивился я.

— Обоих, — повторил он, ухмыляясь и целя шилом то в меня, то в Кома.

— Да брось, старик… — начал я, но тут «козел» дернулся и сделал несколько угрожающих тычков.

Я попытался выбить у него шило ногой, но промахнулся и отпрянул.

— Не так, не так… — недовольно проговорил Ком и плавно скользнул вдоль стены, опускаясь так низко, словно шел в «шпагат».

Однако «козел» оказался вовсе не так отчаян, как мне подумалось сначала. Он поспешно юркнул в вагон и, пятясь задом и держа наготове шило, затравленно заверещал:

— Встретимся еще! Никуда не денетесь! Обоих отловим — умоетесь!..

И, развернувшись, пробежал по проходу между скамейками к противоположному тамбуру и скрылся в соседнем вагоне. Мы его не преследовали.

Ком остался неудовлетворен итогами «занятия», не доволен мной. Мало того что, даже не предупредив, он подставил меня шпане (а он, видимо, прекрасно знал, что по вечерам в пригородных электричках болтается достаточно шпаны), так еще и упрекал за то, что я растерялся в этой, по

его мнению, элементарной ситуации, позволил набить себе

физиономию и не справился с «козлами» собственными силами, на что (опять-таки, по его мнению) я был вполне способен… Мои же упреки его абсолютно не трогали. Казалось, во всем происшедшем он видел опасного не больше чем в физзарядке; утверждал, что это просто невинные детские игры в сравнении с тем, с чем нам, возможно, предстоит столкнуться в будущем.

— В будущем? — переспросил я.

— Изощренная жестокость и коварство организованного социального зла не имеет пределов, — произнес Ком загадочную фразу и, подумав, добавил. — «Цель — любой ценой» — это страшный принцип, но мы вынуждены руководствоваться им, потому что для наших врагов он самая естественная и привычная вещь…

На обратном пути в Москву Ком предупредил меня, что нам придется повторить вылазку и именно на этом же самом маршруте. Он назначил вылазку на пятницу, а четверг (то есть завтрашний день) решил посвятить дополнительной «физической и психологической» подготовке, чтобы уж наверняка я не впал в растерянность и моя реакция на подобные обстоятельства была мгновенной и не давала осечки.

(Что касается меня, то я ни на минуту не сомневался в одном: повторная вылазка, чтобы подставить себя банде озверевших «козлов», мягко говоря, смахивает на самоубийство…)

Последние события заставили меня серьезно задуматься. Меня чрезвычайно угнетала прямо-таки патологическая сосредоточенность Кома на моей персоне. В привязанности ко мне я видел корень тех неприятных обстоятельств, в которых я запутывался все больше и больше, и чтобы как-то ослабить эту привязанность, я решил прибегнуть к уловке.

На следующий день на работе, улучив момент, когда мы с Комом оказались вдвоем, я завел разговор на тему: а почему бы ни приобщить к нашему великому делу еще кого-нибудь — скажем, Сэшеа. Ведь мы давно знаем друг друга, и, кажется, Сэшеа вполне можно было бы доверять, особенно если учесть его постоянную тягу к гуманизму, самосовершенствованию, справедливости, духовности и прочему… Кроме того, у него прирожденные способности к конспирации — вообще к различным тайным операциям, он мог бы быть нам очень полезен — почему бы нет?.. Я решил переключить внимание Кома с себя на Сэшеа.

— Давай поговорим с ним, — с жаром предложил я. — Намекнем ему на нашу систему, на возможность участия в некоей благородной миссии…

Ком взглянул на меня с недоумением, словно не ожидал, что я способен предложить такую глупость.

— Хочешь, я сам с ним поговорю? — продолжал я тем не менее. — Это можно было бы как-то завуалировать, преподнести как шутку, а в случае чет вообще сделать вид, что он неправильно понял… Что ты молчишь? Почему бы ни попробовать? Ты не согласен?

Взгляд Кома менялся… Мне уже довольно хорошо был знаком этот его черный, пристальный взгляд (взгляд идола или истукана), который все сильнее действовал мне на нервы. Мне казалось, что Ком вот-вот начнет издавать свои судорожные «кр-р», «кр-р», от которых у меня мороз по коже, как если бы по стеклу железом…

— Ну, что ты? — забеспокоился я, кладя руку ему на плечо.

— Что? — мрачно переспросил Ком. — А ты действительно можешь поручиться за Сэшеа своей жизнью передо мной?

— Ну, — пробормотал я, — я же не говорю, чтобы сразу посвящать его во все… Но что ужасного случится, если я просто намекну ему? Почему не попробовать?

— Попробуй… — покачал головой Ком. — Но знай, потом его придется немедленно УБРАТЬ… И тебе это придется сделать самому!

Видя, что я растерянно молчу, Ком немного смягчился: