Человек последнего круга
Шрифт:
Сегодня штатский один. Предстоит важный разговор?
– Присаживайтесь, Щербинин.
Конечно, присяду, не стоять же.
– А ведь мы с вами встречались, Щербинин.
– Что-то не припоминаю.
– У вас плохая память?
– Меня столько били по голове, что я не ручаюсь за свою память.
– А я вам напомню. Мы встречались у Небольсина Валерия Константиновича дома. Перед самым отъездом Валерия Константиновича на стажировку в Италию. Вы тогда с Плуталовым пришли. Водку пили.
– Я один, что ли, пил?
– Все пили, все.
Я тебя вспомнил, Цыля Фишман. Ты сидел у окна, в углу, рядом с холодильником. Ты так заискивал перед Небольсиным, ты так лебезил под его взглядом, что походил на слизняка.
– Нет, я вас не помню.
– Жаль. Хорошие были времена. Вы не знаете, у кого-нибудь остались ваши записи?
– Не знаю. По-моему, нет.
– Жаль.
– С чего бы это?
– Я хотел пополнить свою коллекцию. Вы ведь понимаете, может так случиться, что вас в скором времени не станет. А, так сказать, культурное наследие - оно живет независимо от своего создателя. Кстати, я вам еще не говорил, вы приговорены к смертной казни. Вас расстреляют. Вас расстреляют публично. Как-никак, на вашем счету девять человек.
Нет, не расстреляешь ты меня. Я знаю свою смерть.
– Щербинин, вы меня не слушаете?
– Да так, задумался.
– Мне сказали, что вы объявили голодовку.
– Я просто не хочу есть.
– И не находите это странным?
– Нет. Куда вы клоните?
– Ну если, Щербинин Юрий Борисович, для вас не есть в течение пяти дней в порядке вещей, то меня это...
– Швыряет на стол сборник моих рассказов.
– И это, и еще кое-что за вами числится... Сейчас под нашим контролем вся Западная Сибирь. Наши части продвигаются к Уралу. Там, правда, свою республику затеяли, но не сегодня-завтра Екатеринбург и Челябинск падут. Если вы согласитесь быть посредником, вам многое спишут. Вы меня понимаете? Сейчас идут военные действия, гибнет много людей, так что ваших девятерых могут и не заметить.
– Какое посредничество вы мне предлагаете? В чем?
– Между ними и нами.
– Кто такие вы - я знаю. А кого вы еще имеете в виду - не пойму.
– Пришельцев. Инопланетян.
– Что-о?! Какие пришельцы?
– Бросьте разыгрывать дурачка.
– Я не разыгрываю.
– Позвольте вам не поверить. Но к этому вопросу мы еще вернемся несколько позже. Меня вот что интересует: вы же были членом партии, секретарем парторганизации. Почему вышли?
– Меня об этом спрашивали на первом допросе. Только они компартию теперь называют стальным потоком, движением...
– Почему вы ненавидите коммунизм?
Надоели вы мне хуже горькой редьки!
– Я должен отвечать еще раз?
– Я на первом допросе не присутствовал.
– Отвечаю. Как можно ненавидеть религию?
– Почему?
– А почему я должен верить в то, во что не верю? Знаете, в физике есть разные взаимодействия - сильные, слабые, электромагнитные, еще там какие-то, я не специалист. И в философии наблюдается нечто похожее марксизм, фрейдизм, ницшеанство, даосизм и... Ну, сколько на Земле философских школ? Я не считал. Но в физике - мы имеем дело с отдельными частными проявлениями одного целого, не зря физики бьются над общей теорией поля. А если и в философии... должна быть своя "единая теория поля"?
– Да, но всеобщее благо, счастье народа?
– Вы меня можете сейчас же, здесь же расстрелять, но я не понимаю, что это за благо такое, ради которого надо уничтожить полстраны? Что это за счастье такое? За чей счет? Как тут быть с моралью? Или мораль ваша партия отменила как ненужную составляющую культуры? Ваша партия вообще с культурой в странных взаимоотношениях находится - взрывает, гноит, запрещает. Или это потому, что Ленин кроме культуры производства других аспектов культуры не видел?
– Что вы такое говорите? Наша партия очень заботилась о культуре народа. Управления культуры даже перестроечники-демократы не стали закрывать...
– Подождите. Вы хоть понимаете, что говорите? Ну как можно управлять культурой? Как? Вам никогда не приходила мысль, что культура развивается по законам очень близким к естественным, что это своего рода естественный природный процесс? Почему прекрасное создают единицы? А создав, не могут вразумительно объяснить, как у них это получилось.
– Но позвольте, а Бах?
Да, логика у нашего разговора - от инопланетян к коммунизму и до Баха.
– Что Бах?
– Сколько прекрасных произведений Бахом написано по... приказу, из меркантильных соображений, в силу служебных обязанностей?
– Правильно. Человеку же надо что-то есть. А вы слышали, что он играл для души? Я не слышал, и вы не слышали. В этом-то и трагедия. Хотя мне думается, что заказы в то время носили несколько иной характер, нежели заказы на песни о БАМе или кантаты на цитаты из программных материалов. Создали, понимаешь ли, новую религию...
– Хорошо. Бах - ладно. А Моцарт?
– И что Моцарт?
– Он же тоже на заказ писал. Я люблю его музыку.
– И что же? Я не могу вам запретить любить музыку Моцарта. А ваша партия могла бы запретить, и запрещала. А я не люблю музыку Моцарта, а ваша партия заставляла бы меня... Ощущаете разницу?
– А инопланетяне?
– Дались вам инопланетяне. Я не понимаю ваших намеков. Почему вы, убежденный коммунист, так их боитесь? Я вот сейчас гляжу на вас и думаю: а ведь их боятся все коммунисты. А иначе как объяснить тот факт, что запрет на информацию об НЛО сняли только весной 1989 года? В чем причина страха? Или есть грешки за душой и придется отвечать? Я не прав?