Человек рождается дважды. Книга 1
Шрифт:
— Дело-то такое. Может так обернуться, как и сам не думаешь. Так что сначала прикинь.
— Чего мне думать? Есть коллектив. Хорошее пополам и плохое вместе.
— М-да, — дрогнувшим голосом протянул Вагин. — Прости, Иван. Человек, как тайга: не сразу узнаешь, что скрывается под торфом и кустарником.
— А что?
— Да так. Всё не доверял и ожидал какой-нибудь пакости.
— Дружки затянули. Теперь вся надежда на товарищей. Один не выберусь, глубоко засосало, — помрачнел Петров.
— Ты что-то таишь? Говори,
— Не надо, дядя Петя. Всё в норме. А будет нужно, скажу. — Глаза Петрова снова стали пустыми.
Вагин расспрашивать не стал.
В палатке он рассказал о предложении Петрова и о том, что тот настаивает выступить с ним от имени всего коллектива.
— Если предложенный вариант строительства трассы на геологических льдах будет принят, это не пройдёт бесследно. Тут не только поощрениями пахнет. Так что поступок Петрова — это образец глубокой товарищеской солидарности, — подытожил Вагин.
Одни смотрели на Петрова с уважением и признательностью. Другие, посмеиваясь, перешёптывались. Он уловил насмешливую фразу, и на душе стало скверно. Порыв его был искренним. Потому-то он и не сказал Вагину о личных неприятностях, что боялся вызвать сомнение в своей чистосердечности.
— Дядя Петя, вот вы с ним и ступайте, — предложил угрюмый Медведев.
— Правильно. Пусть вдвоём и идут, — поддержали остальные.
Когда они уже выходили, Кац нагнал Петрова у дороги и сунул ему в карман несколько горячих пирогов с голубицей.
— Таких ты не пробовал. Мармелад, — шепнул он.
В конторе они застали только десятника. Не отрываясь от нарядов, он сочувственно сообщил!
— Проворонили вы начальство. Только что укатили на другое прорабство. А у вас что-нибудь срочное?
— Да как сказать, — замялся Вагин. — А где прораб?
— У начальника участка. Всё обсуждают, — Он отодвинул бумаги. — Извёл всех этот чёртов косогор, чтоб ему пусто было. Одни эксперименты, а работы никакой, — забрюзжал он, — К пятнадцатой годовщине Октября все участки уже взяли обязательства, а мы загораем. — Он с грохотом отбросил скамейку и встал. — Вот полный стол нарядов, а что писать? Ещё немного, и людей не удержать.
— Мы-то как раз по этому делу, — заговорил Вагин. — Коллектив наш один вариант предлагает. Может быть, это и не по науке, но кажется, дорога не поплывёт.
— Ну-ну? Что вы такое надумали? — заинтересовался десятник.
— Дело может оказаться и непутёвым, а мыслишки высказать надо. Кто его знает? — неторопливо продолжал Вагин.
— Да не тяни ты кота за хвост! — крикнул десятник.
— Понимаешь, мха тут много. Надерём, выложим потолще подушку, а сверху насыпь. Только сдаётся нам, землю на косогоре обнажать не нужно. Глядишь, и мы с нашим участком оживём. Вот и вся наша мыслишка.
Десятник морщил лоб. Смущала простота, но, подумав, он решительно поддержал:
— Это, братцы, пожалуй, не мыслишка, а решение всей задачи.
…Ровной грядой возвышалась над землей коричневая моховая подушка. Её утрамбовывали, засыпали камнем, щебёнкой и укладывали ещё один слой мха, по которому вели подсыпку полотна дороги. На участок направили несколько дополнительных бригад. Теперь тут было всегда многолюдно и шумно.
Вагинцы, навёрстывая время, задерживались по вечерам. Другие бригады, возвращаясь с работы, останавливались на косогоре. Знакомые парни дружелюбно кричали Петрову:
— Эй, Иван! Как твоя постелька?
— Стелем, братцы, стелем, — весело отшучивался он, не прекращая работы.
За укладкой изоляционного слоя он наблюдал сам, оставаясь и со второй сменой. Ему всё казалось, что небрежная работа может вызвать подтаивание и деформацию насыпи, и он не только старался всё делать на совесть, но требовал внимательности и от других. Когда не было бригадира, все задания по ведению работы десятник и прораб стали поручать ему. Так незаметно он стал первым помощником бригадира.
Но вот готовы первые метры насыпи. Ночью прошёл тёплый дождь. Днём Петров осматривал участок дороги. Всё было хорошо. К концу смены пришёл прораб.
— Добренько, добренько, — покашливал он, прощупывая слой мха, Проверив обе стороны, крикнул:
— Иван! Чёрт полосатый! Никакой подтайки! Держится!
— Держится-ся-я-я, — глухо откликнулись горы, далеко разнося радость строителя.
Петров расправил онемевшую спину. Волосы прилипли ко лбу и щекотали ресницы. Он вытер рукавом, лицо и засмеялся.
Солнце спряталось за сопками, становилось тЕмно. У насыпи стояла толпа, и он услышал простуженный, хриплый голос::.
— Иван че-ло-век. Тут волей пахло, а он… — шум голосов заглушил конец фразы, да он и без того понимал, о чем они говорили. В темноте он не разглядел людей и, чтобы не кричать, подошёл к прорабу.
— Всё время смотрю. Держится.
— Вот так-то, Иван. Говоришь, схвачен? — засмеялся прораб, задорно подморгнул и распорядился — Заканчивайте! Пораньше начать да поздней кончить, оно получится нисколько не хуже, — пошутил он и ушёл с участка.
Выплывшая луна осветила тайгу. Тени деревьев легли на насыпь. Петров вздрогнул. Ему показалось, косогор снова ползёт. Он пробежал по краю полотна и, убедившись, что это просто тени, облегчённо вздохнул, но настроение испортилось.
Рабочие собрали инструмент и стали расходиться. Петров ещё раз прошёлся по насыпи. Закурил и задумчиво побрёл к палатке.
Голоса постепенно смолкли. По небу ползли тонкие быстрые облака, меняя оттенки и Яркость света. Стало тихо и жутко. Тоненький лес казался таинственным и дремучим. Тайга вздрагивала.