Человек рождается дважды. Книга 1
Шрифт:
— Вот это номер! А мы тут чего не передумали. Но почему же она скрывала?
— Ну это вы у неё спросите.
Прошли последние сани. Краснов взялся за вожжи.
— Садитесь, Нина Ивановна, — показал он головой на передок розвальней и повернулся к Колосову.
— По части бригады из уголовников всё договорено с лагерем. Как потребуется, десять «удальцов» тебе выделят. Так что учти. — Он помахал рукой. Сани жалобно визгнули и поползли по дороге.
— Юра! Обязательно приезжай, следует поговорить! — махнула рукавичкой Нина Ивановна
Колосов сидел за столом и задумчиво лепил из хлеба какую-то фигурку. Самсонов спал, насвистывая носом. Толька закрылся с головой одеялом и беспокойно крутился, хотя и делал вид, что спит. Очевидно, болела оперированная нога.
Печь прогорела, и становилось прохладно. В оттаявшее окно проглядывала непроницаемая синева вечера, и мороз уже наносил на стекло первые линии рисунков, но Колосов этого не замечал. Приезд Матвеевой и её молчание потрясло его.
Он посмотрел на Белоглазова и позавидовал. Вот человек! Заболел палец — поехал и отхватил. Не получилось с Лиденькой — он и не огорчился. По его понятию, можно было любить что-то одно: или девушку или работу. И он считал, что «белых пятен» может не остаться, а девушку всегда найдёшь.
— К вам можно? — донёсся тихий голос Жени. Колосов вскочил.
— Ну что за разговоры? Пожалуйста, Женечка, входите!
Женя робко вошла и остановилась у порога. Она была без шубы. Шерстяное платье плотно облегало её стройную, удивительно хрупкую фигурку. На бледном лице чёрные глаза казались огромными. Сейчас она была, как никогда, хороша.
— Приехал мой отец. Он осуждён за вредительство, но имеет вольное проживание. Я приготовила ужин и пришла пригласить, но если вас это шокирует, можете не приходить.
Юрий подошёл к ней и взял за плечи.
— Да откуда у тебя такие мысли? Ребята, наверное, не пойдут: больные, а я с удовольствием. Но почему ты не сказала сразу. Мы бы помогли тебе.
Девушка уткнулась ему в грудь и по-детски расплакалась.
— Я думала… Я стыдилась!.. — захлёбывалась слезами она.
— Да успокойся, Женечка! Смешная, милая плакса! — утешал её Юрка.
— Ужасала мысль, что меня начнут презирать как дочь вредителя. Он такой старенький. Да и мама за него волновалась. Вот я и поехала.
— Откуда ты взяла, что к тебе отнесутся плохо? Вот чудачка.
— А знаешь, когда его арестовали, как отнеслись ко мне в школе? Я видела, как меня возненавидели все ребята. Со мной не хотели играть.
— Ну, если отец заслужил, то и понёс наказание. При чём здесь ты?
— Я не виновата, и я хочу жить, как все. Иметь своё собственное лицо.
— Собственное лицо? Ты это хорошо сказала, Женя. Оно у тебя уже есть, и, честное комсомольское, неплохое. Ты, Женя, молодец, и я тебя больше всех уважаю.
— Нет, верно? — посмотрела она пристально.
— Честно, Женя, и, пожалуй, Ещё Тольку.
— А-а.. — протянула она еле слышно и принялась будить Самсонова.
Нина отложила перо и задумчиво посмотрела
Мимо амбулатории промелькнули жёлтые полушубки с винтовками через плечо: менялся караул. Тут же прозвенели сигналы на обед. Нина заметила чёрные полоски оттаин. Да, первые признаки близкой весны. Прошёл почти год как она выехала из Лепинграда. Она снова взялась за письмо Сергею.
«…Если Валя решила уговорить Корзина перевестись в район реки Колымы, значит, она приедет. Ну, что же, — я только буду рада. Несколько слов о нашей жизни и таёжных новостях. Самое тяжёлое позади. На Среднекан один за другим приходят транспорты: конные обозы, оленьи нарты и собачьи упряжки. С продовольствием всё наладилось, но трудности осени всё же сказались».
— Ага! Вот вы где? Здравствуйте, Нина Ивановна! Не ожидали? — перебивая друг друга, вошли Колосов, Белоглазов, Краевский и Самсонов. В телогрейках, подпоясанных ремнями, в рабочих рукавицах, румяные с мороза.
Нина вскочила и положила недописанное письмо в стол.
— Да откуда вы это нагрянули? Как раз обеденный перерыв, пойдёмте ко мне что-нибудь поедим, — захлопотала она.
— Спасибо, Нина Ивановна, как-нибудь поздней, а теперь спешим. Дела! — ответил за всех Юрий, стряхивая с шапки снег. Краевский вытирал лицо платком, Анатолий протирал намокшие стёкла очков. Валерка за порогом возился с валенками.
— Куда собрались?
— В лес. Решили строить опытный молодёжный прибор. Нужно заготовить материал.
— А зачем к нам?
— Михаил Степанович выхлопотал нам бригаду жуликов для перевоспитания, — серьёзно ответил Колосов и протянул список. — Посмотрите, что за народ. Вы их знаете?
Матвеева пробежала глазами по фамилиям заключённых и спрятала улыбку.
— Знаю всех. Попробуйте, может, вам что-нибудь удастся. Сколько же времени будете заниматься лесоповалом?
— Дня четыре. А что, не пойдут? — забеспокоился Колосов.
— Почему же? Пойдут с удовольствием, а вот как будут работать, трудно сказать. Это люди настроения. Не маловато ли четырех дней для перевоспитания? — улыбнулась она и подошла к Белоглазову. — Как нога, Толя?
— Почему четыре? — сказал Юрка. — Они всё лето будут работать на нашем приборе. Мы будем приезжать, по возможности. А Толька — молодчик, уже пляшет, — ответил он за Белогдазова.
Анатолий пошевелил ногой и поднял глаза на Матвееву.
— Хорошо, Нина Ивановна. Всё затянуло, я рад. Спасибо вам.
Через фанерную перегородку постучали.
— Гражданин Колосов! Люди собрались и ждут. Будете беседовать?
Юрий вопросительно посмотрел на Матвееву. Нина Ивановна сказала:
— Даже самая плохая беседа даёт что-то полезное для обеих сторон. Я бы, конечно, постаралась познакомиться.