Человек рождается дважды. Книга 1
Шрифт:
— Глушков не сильней нас с тобой, а смотри. Почти не приходит на отдых. Стыдно как-то, — сказал Прохоров и стал надевать ещё пахнувший овчиной тулуп, присланный Берзиным.
Тыличенко с тоскливо-равнодушным выражением посмотрел на свои руки и наморщил лицо. Такие сильные руки, а устали до изнеможения.
— Брось жалеть, не мёрзни, а то Ещё украдут, — покосился Прохоров на его собачью доху и медленно вышел.
— Ни. Це ж одижина, як можно? Вернусь в деревню, пусть хлопцы подивятся.
— Не будь дураком,
Вася почесал за ухом, шмыгнул носом, сбросил рукавицы и остановился в раздумье. Взгляд его невольно потянулся к постели. Из мешка выглядывал чёрный мех дохи. Он заботливо поправил мешок и выглянул в дверь. Пуржило. Впереди чернели с лопатами трактористы. Глушков стоя управлял рычагами. Трактор, разбегаясь, бил задним мостом высокую стену, зарываясь по сиденье в снегу, и, захлёбываясь в бессильной трескотне выхлопов, отбегал обратно. Люди бросались к белому холмику, взмахивали лопатами.
— Вася! Захвати Аркадию сухие рукавицы! — донёсся голос Прохорова. Тыличенко растерянно потоптался, снял рукавицы с крючка, оглянулся ещё раз на изголовье постели и вяло спустился на дорогу.
Ветер, казалось, утих. Впереди показалась блестящая полоса наледи.
— Це дило! — крикнул Тыличенко и остановил трактор. Глушков сразу же пошёл и обследовал возможность проезда.
— Придётся объехать берегом, а там ничего, пойдёт. Наверно, так и тянется до перевала, распадок сужается, — сообщил он и пошёл разыскивать объезд.
Все обрадовались. Оставалось взять перевал, а там уже спуск, снег мельче, да и, как они знали, распадок широкий и ровный.
Решили наскоро перекусить и не останавливаться до перевала. Возможность близкого отдыха прибавила силы.
Полная луна тускло желтела через поредевший туман, и её ленивый свет блестел на глади льда, создавая на неровностях кромок резкие линии и тени.
Надежда на лёгкий путь породила нетерпение. Доедая на ходу куски хлеба, трактористы включили передачи. Радостной музыкой гремели башмаки гусениц. Трактора легко побежали по гладкому льду, не чувствуя груза саней.
Проплывали мимо обрывистые склоны распадка. Разбегались по сторонам хрустальные осколки зеркальной наледи. И мороз не мороз, да и ветер как будто щадит и только игриво скользит по тулупу.
Вася что-то мурлыкал под нос. Глушков дремал. Прохоров, выбирая дорогу, вёл за собой остальных.
Неожиданно лёд рухнул
— Не буксуй! — кричал что было силы Глушков. Он остановил трактор и бросился по обочине. Но было поздно. Трактора сидели по моторы.
— Кажется, доехали! — проговорил он невозмутимо и начал оглядывать местность.
Прохоров и Тыличенко выбрались на лёд и принялись растягивать буксирные тросы. Из домика вылезли заспанные сменщики и, переглянувшись, с молчаливым озлоблением начали помогать. Всё делалось слаженно. Люди уже понимали друг друга без слов.
К Глушкову подбежал Прохоров.
— Тросы готовы, подгоняй машины, и будем тянуть.
— Подожди, не торопись, тут надо прикинуть, — отмахнулся тот, продолжая пробивать лунки.
— Ты что? Ошалел? — заорал Прохоров. — Замёрзнет лёд, вморозим машины, тогда до весны. — Гусеницы действительно затягивало льдом. Наледь продолжала выступать, и уровень её повышался.
Возмущённый выкрик Прохорова разрушил их терпение. Трактористы переглянулись и двинулись к начальнику. Барановский подошёл к нему вплотную и срывающимся голосом пригрозил:
— Обледенеет ходовая часть. Учти, будешь колупаться один, хоть до утра, понял?
Глушков поднял голову и поразился. На него смотрели налитые ненавистью озлобленные глаза. Да что они, одурели? Тяжело, а разве ему легко? Он понимал, что прорвавшееся недовольство вызвано усталостью.
Добряк и увалень Вася, выпятив подбородок, сжал кулаки.
Первым опомнился Прохоров, он, не раздумывая, бросился под ноги Тыличенко. Вася запнулся, упал.
— Вася! Ты что? Опомнись! Ты на кого?
— Що ж вин делае, бисов сын? Нехай знае! — хрипел Вася.
Глушков схватился за ломик, упёрся ногами, согнул его в дугу и бросил в сторону.
— Видали? Кто не хочет послушать, что я скажу, пусть выйдет один и повторит мне в глаза, что я не так делаю, — проговорил он тихо и повернулся к Тыличенко, — Ну, Вася, ты хотел меня даже побить. Ну так что же, иди, если считаешь, что прав!
Трактористы смущённо топтались на месте. Вася сидел на льду и всё ещё растерянно оглядывался. Барановский стоял в стороне.
— На лёд трактора загонять нельзя, — заговорил Глушков, поднял ломик, выправил его и стал пробивать лёд. — Между наслоениями наледи вода, а глубина — вон она! — Ломик свободно опускался. — Тронем неосторожно — машины рухнут с трубой, да и остальные трактора утопим. А потом что? Вот тогда до весны, — Он обвёл всех спокойным взглядом. — Поэтому я и не тороплюсь. А теперь говорите, что я сделал такого, что вы собирались наброситься на меня все?
Трактористы пристыженно мялись, прятали глаза и молчали. К нему подошёл Прохоров и протянул руку.