Человек рождается дважды. Книга 3
Шрифт:
Наступило воскресенье, которое лагерь уже отгулял в актированный, холодный день. И всё же на горные работы не вышел ни один человек. К обеду на участок приехал Расманов. Он не показался ни в лагере, ни в забое, а прямо из конторы распорядился всех заключённых водворить в зону, прекратить движение и оцепить лагерь. Вечером он сидел в кабинете начальника участка и пил чай. Урмузов стоял у двери и говорил:
— Счастье, что не успело произойти ничего серьёзного. Вы поторопились, дали повод. Заключённые знают законы
— Мне поручен прииск. Или я сломаю себе здесь шею, или вытащу план.
Положение Расманова было шатким. Даже на этот маленький прииск он с трудом получил назначение. Провалится здесь — прощай всё, к чему он так упорно стремился. Но возникший конфликт поколебал Его уверенность,
— Да разве план в объёмах земляных работ? Важно золото, а Его всегда можно дать, — улыбался Урмузов.
— Что вы имеете в виду? — заинтересовался начальник прииска.
Урмузов опасливо выглянул в дверь и тихо заговорил. Расманов хмурил брови, делал возмущённое лицо, но терпеливо слушал. Наконец поднялся и громко бросил:
— И вы осмелились предложить мне такое? Да я вас!..
— Ну зачем же сердиться, гражданин начальник. Я ничего не предлагал, а просто высказал некоторые мысли, как в случае необходимости можно выкарабкаться с планом. А как поступите вы, это уж ваше дело, — ухмыльнулся Урмузов. — Кроме того, вам совершенно не нужно что-либо знать. Разве вы можете отвечать за каждого бригадира? Если, скажем, я что-либо допущу, то и спросят только с меня.
— И вы хотите сказать…
— Да. Поставьте меня бригадиром лотошной бригады, и всё.
Урмузов собрал бумаги и, не ожидая ответа, ушёл.
ГЛАВА 4
На совещание пригласили начальников отделов и руководителей всех служб. В кабинете было душно. Агаев одной рукой вытирал платком шею, другой колотил по кромке стола.
— Не будет на приисках хватать рабочих, снимем со вспомогательных предприятий. Проведём жесточайшую чистку. Каждый, кто останется в посёлке, получит план. Мыть золото будут все, в том числе и домашние хозяйки…
Юрий поднялся и распахнул окно. В кабинет ворвались тепло солнечного дня, шум паводка и гулкое перестукивание движков на электростанции. Их выхлопы то сливались в один чёткий звук, то разбегались, захлёбывались, кашляли и коптили. Нет, с такими машинами дольше оставаться нельзя, встанут, в который раз подумал Колосов, выглядывая в окно.
За эту зиму Нексикан отстроился. Толевые крыши дымились, как после ливня в жаркий день. Посёлок расширялся, как будто не было ни войны, ни пылающих городов, ни задыхающегося в блокаде Ленинграда. От мысли о Жене и Вадике стало нестерпимо больно, Юрий с усилием заставил себя слушать.
— В мастерские дадим женщин, — говорил Агаев. — Предупреждаю, что расстановку рабочих
Матвеева сдавила локоть Юрия.
— Доктор, перестаньте шушукаться, — Агаев погрозил пальцем. — Знаю я вас. Сегодня же выписать всех выздоравливающих и отправить на горные работы. Знайте, приеду и лично обследую ваших больных.
Матвеева покраснела.
— Приезжайте, но состояние здоровья больных имеет право определять только специалист.
— Если потребуется, разберусь не хуже врача! — Агаев погладил толстый справочник. — А о правах? О правах не беспокойтесь, — Он многозначительно кашлЯнул.
— Если не удастся некоторых отстоять, передам тебе в мастерские. Легче будет их сохранить, — шепнула Нина Ивановна Колосову.
— Кто такие? — спросил он чуть слышно.
— Хорошие! Сегодня же переложу их формуляры. Если спросят, подтвердишь, что твои. Хорошо?
— Ладно!
После совещания Колосов подошёл к начальнику управления.
— Андрей Михайлович, зимой дизеля встанут. До подстанции прииска «Большевик» тринадцать километров. По проекту линия электропередачи до Сусумана/ всё равно пройдёт мимо. Разрешите вести подготовку к Её строительству.
— Бросьте мне фантазировать. До Аркагалы строили всем управлением. Где вам! Нет проводов, леса для опор. О Западе не пекись, пусть они делают, а мы подключимся, — усмехнулся. — А Если у вас лишняя рабочая сила…
— Андрей Михайлович! Я просто отдаю себе отчёт, какова будет судьба мастерских и посёлка зимой без электричества.
— Я тоже отдаю себе отчёт, — перебил Его недовольно Агаев и взял телефонную трубку.
Юрий повернулся и ушёл.
У литейной Шайхула дробил чугунные чушки для шихты.
— Ну, как у тебя? — рассеянно спросил Юрий.
Шайхула отбросил кувалду и поглядел на свои заскорузлые руки.
— Плохо, сердитый я. К начальнику ходил, на фронт просился. А он мне: «Сиди, дурак, живым останешься». Десять лет отмантулил, остался год. Не на волю, на войну хочу. Может, мне вот так надо! — Он резанул пальцем по шее. — Может, настоящим солдатом буду. Выходит, дурак-то не я.
— Вагранка искрит, завалку просит, — показал Юрий на искроуловитель.
Шайхула пробубнил что-то под нос и ушёл.
В сквере у конторы толпились женщины. Одни были в лагерной одежде, другие в шерстяных кофточках, жакетах и модных платьях. Мимо конторы то и дело пробегали парни.
— У… глазки.
— У меня не только глазки и всё другое Есть! — бойко ответила со скамейки бледная молодая девушка в кепке.
— Ну и девка!
— Не девка, а женщина! Иди, иди, чего вылупился! и громко запела — «Цыпленок жарёный, цыплёнок пареный, цыплёнок тоже хочет жить!»