Человек рождается дважды. Книга 3
Шрифт:
Сараев засмеялся:
— Не могу, Шурочка. У меня жена, дети. Боюсь, что дома старуха угостит вместо ужина кочергой. Вы уж кого-нибудь похрабрей. Колосова, что ли. Он один, жена в Ленинграде. А лучше позвоните мужу, — придвинул он телефон.
— Мой телок давно спит. Ах, мужики-мужики! Я бы на вашем месте не растерялась, — она сладко потянулась. — Нет в вас ни рыцарства, ни удали.
— Да ведь муж твой наган носит. Пальнёт из ревности, а жить мне Ещё не надоело, — шутливо, в тон Ей, возразил Сараев и уже серьёзно спросил —
— Доспится он, что я подцеплю себе посолидней — комиссара. Схватится, да будет поздно, — засмеялась она.
— Так сразу и комиссара?
— А что? Чем я не баба? Всё на месте. Это вы здесь все такие работяги, что не обращаете внимания.
Она сняла валенок и протянула ногу к печке.
— Ну, Если не удастся соблазнить главного комиссара, так и быть, согласна на любого помощника.
— Вы, Шурочка, идите, мы тут Ещё долго, Кланяйтесь своему мужу. Я бы, например, вас одну не пускал, — улыбнулся Сараев. — С такой темпераментной женщиной и верно опасно оказаться один на один.
— Темпераментная? Как же вы об этом узнали?.. Нет, Григорий Матвеевич, вам так и не понять, что такое настоящая женщина, — Она бросила взгляд на Юрия. — Может быть, вы, молодой человек, окажетесь более любезным?
— К сожалению, у меня машина, спешу, — холодно ответил Юрий.
— Не хотится, как хотится, и без вас могу пройтиться, — пропела она и застегнула шубу, — Ну, тогда до свидания, синьоры. Нет среди вас мужчин. Извините, Если что наболтала лишнего! — Она с шумом хлопнула дверью и, что-то напевая, сбежала с крылечка.
— Что за мадам? — спросил Колосов.
— А ты разве не знаешь Мидасову? Это наш начальник третьего прибора, бедовая бабёнка. Муж в охране и, видно, давно отступился. — Сараев снова склонился над графиком.
ГЛАВА 6
Дневная смена ушла, рабочие-заливщики сидели у ковша, курили. Пламя форсунки лизало глиняную обмазку и, поднимаясь, чадило под перекрытием. Шайхула железным крючком очистил формы, распорЯдился о порядке заливки деталей и пошёл в конторку. Передавали подробности капитуляции армии Паулюса. Шайхула послушал и, вынув из кармана несколько розовых тридцаток, положил на журнал. Подумав, достал из железного Ящика в углу комнаты небольшую пачку денег и, сложив вместе, пересчитал.
— Мало, — он почесал затылок и взглянул на часы. Было четверть девятого.
Неслышно вошла староста Левченко.
— Ого-о! Шайхула, да вы богатый человек? — разостлав газету, она села на скамейку. — Саша Ещё не приходил?
— Должен быть. А ты чего опять пришла?.. А, понял. Копчёный приехал с «Гранитного»! Значит, твой телёнок снова на выпасах, и ты умудряешься Его доить?
— Ну, зачем же так грубо? — вздохнула Левченко. — Дорогой мой, каждый живёт, как умеет. Скоро освобождаться…
— Куда ты капиталы девать будешь? Небось,
— Неумно шутишь, милый! Какие у меня деньги? Вот присылает муж, на то и живу. — Алла Васильевна досадливо хрустнула пальцами.
— Ладно, сколько с меня возьмёшь, чтобы не поднимать шухер, Если я проберусь в лагерь к девкам? — перебил он, похлопывая пачкой денег.
— Собственно, зачем тебе в лагерь? Разве мало женщин в цехе?
— В лагерь хочу. Обмануть охрану хочу. К тебе в гости приду.
— Я только староста, и не больше.
— Брось, Алка! Ты всем вертишь. Начальник тебе доверяет. Старшая надзирательница — тёмная ночь и набитая дура. Одних девок ты подмяла, других купила. Маринка одна тебя не признаёт. Да ты и Её сломаешь. Так что приду. Понятно?
Вошёл Копчёный.
— Уже ждёшь? — глянул он насмешливо на Левченко и полез в карман. — Вот, получи. — Он выбросил на стол несколько пачек денег, сел. — Твой живёт как бог, Если снова не влипнет. Только на Его месте не давал бы тебе ни гроша. Ну какая ты жена? Шкура ты!
Алла Васильевна болезненно сморщилась. В лагере она держала себя высокомерно. Но это были старые друзья, она им многое прощала.
— Какие же вы грубияны! Тьфу. Как будто сговорились. Надо уважать женщину, а потом я же не ворую. — Она раскрыла пачку и послюнявила пальцы.
— Можешь не считать. Уж Если не взял всё, то на бумажки не размениваюсь, — сказал Копчёный, доставая папиросы. — А на этих деньгах грязи больше, чем на ворованных.
— Ну-ну, не сердись, Сашенька, — засмеялась Левченко и встала. — Я всегда сумею отблагодарить. — И ушла, игриво покачивая бедрами.
Парни переглянулись, а когда Её шаги стихли, Копчёный метнул окурок в старый поршень, приспособленный под урну, и спросил:
— Как идёт дело?
— Скоро конец. Да вот с деньгами!.. — Шайхула взял деньги и бросил в шкаф. — А Если больше не найдём, тогда что? Может, Ей напрасно отдал? А?
Копчёный усмехнулся.
— Так нельзя. Дипломат хоть и стерва, но свой парень. Сколько там? Нам много надо! Если уж брать, так брать всё. Ты забрасывал удочку старосте?
— Ага. Но у себя ли она прячет?
— Да, сегодня Ещё раз девки проследят. Ну а тебе останется только забрать. У такой не жалко. Ты знаешь, собирали посылки фронтовикам, копейки не отвалила. Шум она не подымет, побоится, но надо умно.
Тик-так! Тик-так! — назойливо отстукивает будильник, напоминая об одиночестве. Юрий укутался с головой, закрыл глаза. Мысли, как колёсики часов, бегут навстречу друг другу. Женя так и не даёт о себе знать. Всё это время тоска и беспокойство о ней и сыне не давали Ему покоя. Спутались мысли, и вот он уже строит дом, а рядом Женя. Она в вязаной шерстяной кофточке. Вадик сидит на чемодане и болтает ногой.