Человек рождается дважды. Книга 3
Шрифт:
И вдруг захотелось увидеть Её улыбку, поговорить или хотя бы просто взглянуть. Обязательно заеду в первое же свободное воскресенье, решил Юрий.
Шахты работали непрерывно. В ожидании погрузки водители спали. Из кабин торчали запылённые сапоги, ботинки, тапочки, а то и просто ноги в носках.
Колосов прошёл к шахте, сел на камень, закурил. Возможная встреча с Валей Его испугала. Вспомнились дни юности: первый поцелуй, первое чувство…
— Нет, нет, к чертям. Приедет Женя, тогда вместе и навестим, — подумал он вслух и поднялся. Внезапно вынырнувший из-за машин шахтёр
— Э-ээ!.. Братва!.. Война!.. Немец напал на нас!
В тишине этот крик прозвучал зловеще. Водители зашевелились. Из кабин выглянули заспанные лица и лохматые головы. В деревянной надстройке шахты перекликались.
— Братцы, слышали? Война-а!.. а!.. — доносилось из-под земли.
Пожилой шофёр подошёл к шахтёру и схватил Его за отвороты куртки.
— Ты, горлопан, не свистишь? Такими вещами не шутят!
— Иди и послушай. Как раз передают по радио выступление Молотова. Видишь, — показал шахтёр на посёлок, — вон бегут на митинг.
Скорей в Нексикан! Поймав возле шахты попутный грузовик, Юрий тут же выехал в Чай-Урьинскую долину.
Руководителей управления Колосов нашёл на прииске «Большевик». Здесь тоже шёл митинг. Выступал Расманов:
— …Родина в опасности! — размахивал он бумажкой. — Мирный труд — для подростков и женщин. Победа или смерть! Я прошу вас, товарищ начальник управления, направить меня в действующую армию. Вот моё заявление! Я подаю Его с полной партийной и гражданской ответственностью. — Он Ещё раз помахал бумажкой и положил Её на стопку других листков, виднеющихся на трибуне. — Предлагаю создать добровольческий отряд имени нашего руководителя, железного чекиста товарища Никишова! Все на фронт! За Родину! За Сталина!
Юрий протолкался к трибуне. Невдалеке от неё стоял Зорин и с улыбкой поглядывал на Расманова.
Чему радуется? — возмутился Юрий и, заметив Осепьяна, подошёл к нему.
— Вы тоже здесь? А как же Нексикан?
Осепьян наклонился к уху Юрия.
— Краснова хотел видеть. Привезли для очных ставок. Дело-то вот уже больше года никак не склеят. Теперь Зорин разъезжает с ним по старым местам Его работы. Как видно, не гладко выходит.
— Виделись?
— Да. Ждал у дороги. Молодец. Держится прекрасно. Лицо спокойное, только бледное. Прошёл мимо, подмигнул и успел шепнуть, что у него хватит пороха в пороховницах.
На трибуну поднялся Агаев.
— Ледышка, сухарь. Кажется, для него всё равно, война или нет. Слов найти не может, — поморщился Юрий.
Осепьян взял Его за локоть и потянул к «эмке».
— Едем! Противно, когда в душу кидают мокрую щебёнку. Да и Расманов. Работает больше Языком, не любят Его на прииске.
Но Колосова выступление Расманова взволновало. Конечно, с добровольческим отрядом имени Никишова он перехватил, но ведь в числе первых публично подал заявление.
Заседание парткомиссии затягивалось. Оно проходило во вновь построенном здании управления.
Стенные часы уже пробили десять, а в коридоре Колосов заметил Ещё человек пятнадцать и все с приёмом в партию.
Над головой торжественно горела люстра. За окном застыл свет белой ночи, хотя оранжевая
— Есть предложение принять товарища Колосова в ряды Коммунистической партии большевиков. Прошу голосовать.
У Юрия на лице выступил пот. Нет, всё хорошо. Даже Агаев поднял руку.
— Единогласно! — объявил секретарь и, пожав Колосову руку, взял следующую папку.
Юрий потоптался на месте и вытер с лица пот.
— У меня подано Ещё одно заявление. Я, как и другие, внёс сбережения на покупку оружия и прошу отправить меня на фронт.
Всё это время Юрий жил в лихорадочном напряжении. От Жени не было никаких известий. Ленинград стал линией фронта. Колымчане осаждали военкома, но всем отказывали. Прохоров первым додумался собрать группу трактористов. Они перевели деньги в Фонд обо-роны и послали телеграмму с просьбой разрешить им приобрести танк и выехать на защиту Родины. Пришёл ответ с благодарностью и разрешением за подписью Сталина. Это окрылило остальных.
— Тебе же ответил председатель Государственного Комитета Обороны, — усмехнулся секретарь.
— Да, но только благодарностью. А военный комиссар сообщил, что скоро будет частичный призыв, и Если разбронируют…
— Нет, — Агаев поднялся. — Вы что? Посмотрите, что делается на почте. Не только вольнонаёмные, но и лагерники переводят деньги со своих лицевых счетов. Ну разрешили там Прохорову, Бойко и Ещё кое-кому, и хватит. И не думайте. Теперь золото — те же пушки, танки, самолёты. Идите работайте, а потребуется — призовут.
— Я настаиваю.
— Слушайте, товарищ Колосов! Вы мне это прекратите! Здесь тот же фронт…
Колосов повернулся и вышел.
— Ну как? — обступили Его в приёмной.
— Приняли. А что передали в вечернем сообщении?
— Наши войска оставили Смоленск.
Открытый «газик», увитый зеленью, Еле виднелся в толпе. Проводы будущих танкистов приурочили к обеденному перерыву, и горняки по пути в забой останавливались у машины.
Грянул оркестр. Из клуба вышли Прохоров, Ортин, Смагин и Тыличенко. Со стороны казалось, что Васю несут на руках, такой он был большой. Толпа почтительно расступилась. Рядом с Васей хлопотал Кац. Он совал Ему что-то в карманы и давал последние наставления.
— А нитки? Где нитки? Ах, вот они! — Исаак вытащил узелочек и, вытирая глаза, затолкал в боковой карман пиджака. — Пригодятся.
— На що воны? Дадуть.
— Ты не будь дурнем. О, эти фашисты! Они могут из тебя сделать такое! Из машины где попало не вылезай. Иголки в подкладке фуражки. Береги себя!
— Вася! Да как ты Исаака-то оставляешь? — спросил кто-то за спиной.
Тыличенко остановился. Как видно, эта мысль не переставала Его тревожить.
— Вы тут, хлопци, приглядите за стариком. Вин скора освободится, мисяц остался — и зразу к жинке. Писля вийни прииду…