Человек с улицы Литературной
Шрифт:
«А самое настоящее всегда то, что не опошлили твои враги, что чистым остается в твоем сердце, что не хранит на себе следы пошлого лапанья и пошлых слов».
Эти слова могут принадлежать мальчику (знакомая стилистика), но могут и автору. Возраст разный, но мышление почему-то одинаковое. Нельзя же так соотносить себя с героем-подростком: то, что позволено в силу развития, специфики мышления и возраста мальчику, не разрешено взрослому человеку. Это сильно занижает потенциал автора.
«Ощутить на лице липкое прикосновение призрака». Оставим это без комментария.
«Монах не боялся святых,
«Он с непостижимым ранее удовольствием от получения знаний впитывал в себя информацию про устройство храмов». Вот только где и как мальчик получил эти знания? Ему не передавал сакральные знания строитель или монах. Если бы автор работал с текстом грамотно, он избежал бы таких туманностей.
«Монах не постеснялся заплакать. Пусть и беззвучно, но слёзы текли по его лицу, как никогда светлые – не от обиды, не от унижения, а от облегчения». Мальчик сейчас один, ничто не теснит его душу, он может быть самим собой и плакать. Здесь все можно и простительно. «Не постеснялся» – неверное сравнение, а еще слезы не могут течь беззвучно и со звуком.
«И только когда свет из коридора коротко вспыхивал в комнате через открытую на мгновение дверь, пробивался через худое одеяло, Монах освобождал голову и вдыхал всей грудью воздух, в котором иной раз ощущался запах интернатской любви – запах ни с чем более не сравнимый». Крученое-перекрученное предложение. А хотелось бы авторского понимания запаха несравнимой интернатской любви. Мальчик сам может и не выразить, но и автору тоже не хватает силы художественного воображения и правды, пусть страшной, но правды.
«Он не был психом, он был из тех…»
«Мне нужно знать, что каждый из вас в безопасности в каждый момент». Очевидные повторы.
«Целая армада железобетонных стержней разом устремилась в золотистую груду пустыря в слепом желании нащупать и пронзить своими тупыми остриями уцелевшие полусводы апсид». У железобетонных стержней не может быть слепого желания и тупых остриев.
«Потом пили чай, беседовали о больном: о том, что все рушится, как на смену одним ценностям идут другие». Беседовать можно о больном человеке, но о наболевших проблемах.
Монолог Коротича представлен сплошной официально-канцелярской и потому неживой лексикой. Хотелось бы точной исторической справки, обыгранной в рассказе автором.
«Впоследствии отмечалось снижение разводов во всех слоях населения, уменьшилось пьянство среди шляхты и крестьянства». (???) Вспомним еще раз школы при монастырях: в один год насчитывалось только в литовской части более 3000 учеников.
«Смелое смешение стилей в архитектуре – это общее желание прогрессивной части общества к практическому изучению вещей, это жажда эксперимента в науке, культуре, литературе. И эта жажда получила как бы разрешение на исполнение, риск получил оправдание посредством храмового строительства. Вот он стоит перед тобой – храм, сочетающий в себе самые смелые решения, ломающие стереотипы, но не
Часто тонкие наблюдения и описания природы дают хорошие подсказки о характерах, переживаниях героев, в рассказе есть попытки обратиться к отражению цветущей акации, но у автора получается плохо, так как у него не хватает художественных средств.
«Самсон подошел к окну, раскрыл его. Запах цветущей акации толкнул его сладкой волной, захотелось отшатнуться. Самсон злился. На мальчишку, на себя. У него ничего не получилось. Ничего. Сорвался на крик, стал угрожать. Даже в такой мелочи ничего путного?» Отсутствие у автора способности чувствовать живой язык приводит к таким грубым сравнениям, как «запах толкнул». После прочтения такой «литературы» у человека может наступить полная анестезия и он перестанет воспринимать изящную словесность.
Личная жизнь директора Самсона опять же затемнена примитивной лексикой автора. Ну, не хватает у В. Прохоренко слов! Как непростительно беден в использовании автора словарный запас великого и могучего русского языка! Или сам автор не старается работать со словами, тщательно отбирать их, примерять и примирять, любоваться, как хороший мастеровой. Поэтому текст не наполнен чувствами, атмосфера рассказа выхолощена, герои схематичны, образы их бледны и невыразительны. Читатель предоставлен самому себе, он сам должен подразумевать трагичность происходящего, и эти смутные догадки еще раз подтверждают, как все в рассказе создано не настоящим мастером, не художником слова.
Но часто талантливые писатели специально не договаривают, подталкивают читателей активно участвовать в трактовке сюжета, образов, иногда оставляют открытыми концовки, и читатели додумывают сами в силу своих фантазий и желаний, участвуют в сотворчестве.
Но в нашем случае рассказ закончен неудачно и вызывает много вопросов к автору, все те же «что случилось с ребятами? где они? когда будет развязка?»
Несмотря на всю условность рассказа, хотелось бы более яркого восприятия, правдивости, искренности, которые несет как раз живой язык. В рассказе не чувствуется горечи, печали и тревоги за детей, которые должны нарастать, нет обобщений. Но если у автора чувство языка отсутствует, то оно уже вряд ли и прибудет. Это прирожденное чувство, которое в дальнейшей творческой работе только приумножается, зреет и делает авторские произведения отточенными, запоминающимися, с неповторимым узнаваемым почерком.
Здесь же можно сказать одно: неудачный рассказ похож на многие другие неудачные рассказы других неудачных авторов.
«То, что его жена не захотела переезжать вместе с ним в этот поселок, не смотря на то, что муж получил такое повышение, Самсона не угнетало. В душе он был даже рад тому, что годами тянувшаяся через их семейную жизнь трещина наконец-то благополучно разошлась, раскрылась холодной водой решимости к удовольствию обоих безо всяких выяснений и мучительных откровений. Он уехал, она осталась – и, не сговариваясь, они поняли, что через месяц-другой можно утвердить их положение уже официально».