Человек с улицы Литературной

Шатырёнок Ирина

Автор нескромен, фразерствует поверхностно, но бойко: «Непозволительно много времени уделяется важности именно актера. И тут снова в «Бочонке» засушивает оазисы традиционная мораль. Донесем до Бочкова, что после заплетающегося языка Гришковца на «Дредноутах» и одних трусов во время «Одновременно» старые театральные постулаты стерты в пыль».

Вот так, вы отстаете, г-н режиссер, от времени в засушке оазисов, или как там по тексту.

По закону жанра накал в кульминации драмы нарастает, у В.В. проявились грозные нотки и прокурорские наклонности. И что же дальше: «Новаторской

работы над сценарием не велось никакой, а это прямая обязанность режиссера. Чем же он занимался?»

Как режиссер посмел на одном рабочем месте занимать сразу два мягких кресла – быть одновременно художественным руководителем театра и актером?! Жаль, что в любительском театре самодеятельности актеры работают на одном творческом увлечении и голом энтузиазме, здесь финансами и не пахнет, а так можно было бы и статью по перерасходу средств «пришить». Очень жаль…

«Не изобретать велосипеда», «не баламутить воду», «кто не рискует, тот не пьет шампанское», «цель оправдывает средства», «постулаты стерты в пыль» и другие банальные заимствования подчеркивают пустоту и ограниченность словарного запаса вещателя. Как не стыкуются в тексте у В.В. странные ошметки чужих высказываний, не переработанных, не прочувствованных, не продуманных. Но если сам В.В. духовно нищий, чем новым и ценным он может поделиться с гродненским театральным миром? Однако куда может занести словесная вольница или, извините меня, безудержный словесный… поток.

Владение словом – это большая наука, порой прирожденное мастерство, редкая способность художественными средствами придавать мыслям образность и глубину. Избыток в тексте чужих смыслов, как в тюнинге автомобиля, приводит к чужеродной вымороченности, пустой игре со словами, отдаляет автора от читателя.

Прочтение такого рода опусов, а их в последнее время плодится огромное множество, вызывает недоумение. Автор занимается откровенным самолюбованием, ловко жонглирует словами. Но владение Словом – это не цирковой трюк.

Перед глазами газета с напечатанными кириллицей буквами, но какая за всем этим бессмысленность и пустота! Ау! Может, хватит, автор, утомлять умного, начитанного и просвещенного читателя и не менее умного зрителя профанацией, далекой не только от нормального газетного текста, но и от смысла. Чтобы взять на себя ответственность за унижение и оскорбление труда режиссера, не пора ли сначала самому потрудиться над элементарным владением стилистикой русского языка?

Как правило, люди, не приученные уважать чужой труд, высокомерны, заносчивы в своих оценках, но можно ли надеяться, что с возрастом эта легкомысленная хлестаковщина пройдет? Как у кого, но известны многие случаи «детской болезни», которая остается неизлечимой и преследует человека всю жизнь.

Недаром, фамилия Хлестаков стала употребляться как имя нарицательное. А хлестаковщиной стали называться любые проявления беззастенчивого хвастовства, лжи, безудержного фразерства в сочетании с крайней несерьезностью.

Наш новоявленный Хлестаков уже упоминал про писательскую революцию, теперь же он предлагает режиссерскую: «а как на счет сменить реквизит и наконец-то заставить прессу судачить по поводу того, что в театре позволяют себе в декорациях ХVIII показывать портреты

Наполеона, Сталина, Каддафи? Вот шуму-то было! Когда уже найдется, он?».

Вот шуму-то, шуму, местного колорита в скандальчике В.В. и не хватает, особенно в новациях по вывешиванию портретов известных личностей прошлого в спектаклях театра «Бочонок», как и в нашем тихом культурном центре. А еще бы портреты, портреты самого В.В., везде! «И тридцать пять тысяч курьеров с просьбами!»

Не перестаешь удивляться, как можно все так пошло изолгать, банально принизить, осчастливив единственную персону – себя – в своих же глазах напечатанной в газете собственной фамилией.

Но мы-то все знаем, что в сценах «Маленьких трагедий» А. Пушкина разыгрываются великие драмы.

И если для Сальери нет правды на земле и выше, то сам Пушкин отлично знал иное – есть правда на земле и есть она выше…

Необходимый толковый словарь для прочтения В.В

ВЕРТЛЯВЫЙ. Легкомысленный, ветреный. Вертлявый ребенок. Вертлявая бабенка.

РЕЧИТАТИВ (ит. recitare – декламировать). Род вокальной музыки, ритмически и интонационно близкий к напевной декламации.

АМПЛУА (франц. emploi – употребление, использование; должность). Специализация актера на исполнении ролей, сходных по своему типу и объединенных условным наименованием.

БРАВУРНЫЙ, бравурная, бравурное; бравурен, бравурна, бравурно (франц. bravoure – смелость) (муз.). Шумный, приподнятый, оживленный. Бравурный мотив. Бравурный марш.

ТЕАТРАЛ (франц. theatrale, от theatre – театр). Любитель, знаток театра. ОБУХ – тупое окончание клинка или топора, противоположное лезвию. ПРОСТРАЦИЯ (позднелат. prostratio, от лат. prosterno – опрокидываю, разрушаю).

Устаревшее, недостаточно четкое медицинское понятие, обозначающее крайнюю степень изнеможения, расслабленности, упадка психической активности. Расслабленность, уныние, унылость, подавленность.

ПРОФАНИЗИРОВАТЬ, профанация (от лат. profanatio – осквернение святыни). Искажение, извращение; непочтительное отношение к достойному уважения, опошление (идеи, учения, произведений искусства и т. д.).

БАЛАМУТИТЬ. 1. Кого, что. Напрасно волновать, вызывать беспорядок, смятение ложными слухами, сплетнями. 2. Что, кого. Мутить, болтать; полошить, волновать, беспокоить, тревожить попусту; поселять раздор сплетнями, наговорами, неуместными советами; смущать, подбивать.

ПОШЛЫЙ О'БУХ – обухо'м по голове. Под обухо'м, обухом, из-под обуха', обуха (де'лать что-л.). По принуждению, не по своей воле, находясь под угрозой (делать что-л.). – Как будто из-под обуха / За труд ты платишь потовой, / Некстати у него засуха, / Некстати дождик.

ПОСТУЛАТЫ СТЕРТЫ В ПЫЛЬ. Постулат (от лат. postulatum – требование). Предложение (условие, допущение, правило), в силу каких-либо соображений «принимаемое» без доказательства, но, как правило, с обоснованием, причем именно это обоснование и служит обычно доводом в пользу «принятия» П.