Человек СИСТЕМЫ
Шрифт:
А вот ему, Брежневу, в те первые месяцы и даже годы после октябрьского Пленума говорили многое. И разное. Когда я говорю об ожесточенной борьбе за его «душу», это вовсе не преувеличение.
Главным плацдармом, где она шла, были Политбюро и Секретариат ЦК КПСС, и там, несомненно, происходили сражения, отголоски которых докатывались и до нас, а потом нередко — до всей общественности. Не сомневаюсь, что многие члены руководства постоянно пытались «обрабатывать» Брежнева и в личных беседах. С учетом тогдашнего состава Политбюро и Секретариата можно сказать, что это было в основном давление вправо, к сталинизму.
Для меня и моих коллег более «прозрачным», открытым был, так сказать, рабочий уровень борьбы. Она и здесь после октябрьского Пленума шла остро. Всех участников этой борьбы я не знаю. Но среди тех, кто был особенно активным и находился на виду, хотел бы прежде всего назвать С.П.Трапезникова, подобранного
Под стать ему был давно уже работавший с Брежневым его помощник В.А.Голиков, тоже мнивший себя «выдающимся марксистом». Таком же малограмотный, как и Трапезников, он считал себя специалистом по аграрному вопросу; но Голиков при случае выступал в печати и по любым другим проблемам — как «теоретик» культуры, идеологии, даже международных дел. И тоже — убежденный сталинист, отъявленный реакционер.
Они собрали вокруг себя группу единомышленников и объединенными усилиями, очень напористо, ловко используя естественную в момент смены руководства неопределенность и неуверенность, а также свою близость к Брежневу, бросились в наступление. Пытаясь радикально переменить идеологический и политический курс партии, они особое внимание постоянно уделяли обработке самого Брежнева, чтобы сделать его персональным покровителем и даже исполнителем этого замысла. Это была, так сказать, «пятая колонна» сталинистов в самом брежневском окружении (в нее входили также К.У.Черненко, Н.А.Тихонов, Н.А.Щелоков, но в идеологии они большой активности не проявляли).
Наступление шло по широкому фронту. Во внутренних делах добивались отмены решений XX и XXII съездов КПСС, касающихся культа личности Сталина, его полной реабилитации, а также отказа от выдвинутых после смерти Сталина новых идей — об общенародном государстве, о КПСС как партии всего народа и др. И, разумеется, реставрации старых, сталинистских взглядов в истории, экономике, других общественных науках. Во внешних делах целью сталинистов был отказ от всех появившихся в последние годы новых идей и представлений в вопросах войны и мира и международных отношений. Все это не только нашептывалось Брежневу, но и упрямо вписывалось в проекты его речей и партийных документов.
Развернувшаяся атака на курс XX съезда, надо сказать, встретила довольно серьезное сопротивление, несмотря на отсутствие признанных лидеров у демократических сил. Видимо, сами идеи обновления, очищения идеалов социализма от крови и грязи уже завоевали серьезную поддержку в толще партии и общества, несмотря на непоследовательность Хрущева и его сподвижников. Этим в конечном счете можно объяснить, что так вот, с ходу, одним махом изменить политическую линию и политическую атмосферу в партии и стране не удалось. Против такого крутого поворота были и некоторые члены Президиума ЦК КПСС (включая, как ни странно, даже М.А.Суслова, который был вообще против крутых поворотов, за осторожность, а также секретарей ЦК Ю.В.Андропова и Б.Н.Пономарева). Ну а кроме того, в жесткую «позиционную войну», развернувшуюся в процессе рутинной работы над речами, документами, ответственными статьями, включалась большая группа людей из самого аппарата ЦК (в их числе определенная роль принадлежала консультантам обоих международных отделов, а также некоторым ответственным работникам Отдела пропаганды, включая прежде всего А.Н.Яковлева). А также — ученые, журналисты, эксперты. Они в меру сил старались отбить наскоки сталинистов.
Победой всех этих, не побоюсь затертого термина, здоровых сил можно, в частности, считать то, что на ХХIII съезде, бесцветном, консервативном, не сделавшем ни одного шага вперед, вопреки требованиям сталинистов все же не произошло отмены решений XX и ХХII съездов партии, Победой — сейчас это может казаться непонятным, даже смешным — стало и то, что время от времени как символ, как флаг, демонстрировавший, что «крепость» пока что не пала, в официальных
Но при существовавшем соотношении сил эта борьба не могла завершиться торжеством идеи XX съезда. Кое-какие плацдармы были захвачены сталинистами. И речь шла не только о назначениях, но и о политической и идеологической линии. Начиная с вещей символических, но в нашем обществе, где все давно научились читать между строк, тем не менее весьма существенных. Например, имя Сталина перестало появляться в контексте критики его преступлении и ошибок, но зато все чаще начало упоминаться в хвалебном, положительном смысле, (Кажется, первым документом, где оно фигурировало в позитивном контексте, был доклад Л.И.Брежнева в связи с двадцатилетием победы над фашистской Германией в мае 1965 года.) Изменились содержание и стиль официозных статей. В них все реже рассматривались темы, упоминались идеи и понятия, вошедшие в обиход после XX съезда. Зато ключевыми словами становились «классовость», «партийность», «идейная чистота», «непримиримая борьба с ревизионизмом» и т. д. — весь столь привычный со сталинских времен идеологический набор.
Первая схватка, одним словом, закончилась как бы компромиссом. Что-то сохранила одна сторона, но что-то получила и другая.
То же самое можно сказать и о другом, более интимном аспекте сталинистского контрнаступления — о том, что я назвал «борьбой за душу» Брежнева.
У консерваторов, включая людей из близкого окружения Брежнева, были — при всем их примитивизме, невежестве, а в чем-то и тупости — важные источники силы. Один из них состоял в том, что они давно и хорошо знали Брежнева, знали и его слабости и могли на них довольно ловко играть. Поначалу, я думаю, весьма провинциальный, почти не имевший дела со сколько-нибудь образованными, эрудированными людьми. Брежнев даже искренне верил, что его прежние приближенные — настоящие знатоки политики, экономики, марксизма, которые оберегут его от ошибок, ляпсусов, а то, гладишь, и подскажут стоящую мысль. И уж во всяком случае, помогут разобраться, соответствует ли то или иное заявление, предложение, формулировка марксистскому «священному писанию» или нет. Этот вопрос, видимо, особенно волновал Брежнева, когда он стал Генеральным секретарем. Тут уж делать что-то «немарксистское», считал он, совсем не подобает — на него смотрели вся партия, весь мир. А сам Леонид Ильич был в теории крайне слаб и хорошо это понимал.
Но этим людям все же не удалось добиться главного — монополии на «ухо Брежнева», положения «верховных жрецов» от марксизма, монополии на теоретическую, а тем более (ведь они и этого добивались) политическую экспертизу, Здесь, я думаю, решающую роль сыграла в высшей мере присущая Брежневу осторожность. Он хотя поначалу этим людям доверял, но не был в них полностью уверен, боялся оконфузиться. И потому вскоре начал искать также альтернативные мнения и точки зрения.
Мне кажется, очень важным в той ситуации было то, что Андропов быстро и однозначно встал на позицию поддержки Брежнева (кстати, был в отношении его безупречно лоялен, хотя и не мог не видеть его слабостей, а в последние годы — полной неспособности выполнять элементарные обязанности руководителя страны). Поэтому уже в первые месяцы после октябрьского Пленума у Андропова появилась возможность высказывать Брежневу свое мнение, и, хотя Юрий Владимирович был осторожен (мне лично часто казалось — чрезмерно осторожен), он мог играть по ряду вопросов роль противовеса негативным давлениям. Эту возможность, по моим наблюдениям и впечатлениям, он в каких-то ситуациях использовал.
Вскоре начали играть все возрастающую роль два помощника Брежнева — А.М.Александров-Агентов и Г.Э.Цуканов. Александров — профессиональный дипломат, приглашен Брежневым из Министерства иностранных дел еще в пору, когда тот был Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Александров, конечно же, в интеллектуальном плане, а также в плане политической и человеческой порядочности стоял на порядок выше Голикова и Трапезникова и как минимум мог нейтрализовать их наиболее оголтелые атаки на внешнеполитическом направлении. Во всяком случае, в вопросах, где сам занимал прогрессивную позицию (делаю эту оговорку потому, что в некоторых вопросах Александров, на мой взгляд, был достаточно консервативен).