Человек со шрамом

Закруткин Виталий Александрович

— Почему же сенсационный? — засмеялся Андрей. — Об этом уже знает весь мир.

— Хорошо, допустим. Но вы остаетесь живы и покупаете себе жизнь недорогой ценой: избегнув предательства, вы будете связаны с нами только невинными информациями об американской армии и ничтожными сводками о военной промышленности Штатов...

Андрей с нескрываемой ненавистью посмотрел на холеную физиономию Вертера и, сдерживая себя, спросил:

— Капитан, вы верите в приметы?

— При чем здесь приметы? — удивился Вертер.

— Русские говорят,

что желтый цвет — цвет разлуки. Вы напрасно надели желтую пижаму. Как видно, вам придется расстаться со мной...

Вертер покраснел и сердито кашлянул.

— Вам, Одинцов, угодно издевательски относиться к моему предложению. Вы очень пожалеете об этом. Сейчас солдаты уведут вас в погреб. Я даю вам трое суток на размышление и, если вы будете упрямиться — пеняйте на себя: все описания немецких зверств побледнеют перед тем, что вам придется испытать перед смертью...

Андрея увели. В погребе ему опять связали руки и ноги и бросили на солому. И снова наступила темнота, и тоскливые капли воды мерно падали в миску. Андрей ворочался от боли, зло скрежетал зубами и думал о том, как глупо и непростительно попал в руки к немцам: «С этой гранатой не утерпел... как мальчишка, как дурак», — сердито думал Андрей.

Проснулся Андрей от резкого звука отодвигаемого засова. В дверях погреба мелькнул свет фонаря. По ступенькам спускались солдат и девушка. Андрей видел только босые ноги девушки и слышал ее голос и заигрывающий смешок солдата.

Солдат остановился между девушкой и лежащим в углу Андреем, а девушка, склонившись над бочкой, выбирала в глиняную миску капусту и, не глядя на пленника, весело запела какую-то песню без слов. Потом Андрей услышал странные слова песни и вздрогнул.

— Ой, тут дядя Прохор, И очень много ваших... Они знают, где вы, И придут сюда...

Так пела босая девушка. Кокетливо отбиваясь от обнявшего ее солдата, она смеялась и все пела свою чудную песню:

Приготовьтесь к ночи, Поглядите в бочке, Тут, в капусте, добрый Есть для вас подарок...

Андрей слушал эту песню и ему казалось, что сердце его выпрыгнет из груди. Девушка набрала миску капусты, повернулась к солдату, обняла его за талию и потащила наверх. Щелкнул засов. Погреб погрузился в темноту.

9.

Андрей подполз к бочке, поднялся и, повернувшись спиной, стал ворошить связанными руками капусту. Он не замечал, что крепкий рассол огнем жжет раны на руках, и чуть не вскрикнул, когда его пальцы нащупали рукоятку ножа и кобуру пистолета.

Разрезать провода на руках и ногах было делом одной минуты. Андрей провел рукой

по пистолету — это был немецкий «парабеллум», — вогнал патрон в ствол, взял нож в правую руку и, шатаясь, пошел по земляным ступенькам вверх. Там он, потеряв силы, присел и стал слушать.

Все это было похоже на чудесный сон. На мгновение ему даже показалось, что он сходит с ума. Но нет — он чувствовал и спасительную тяжесть пистолета в руке и теплую рукоять ножа.

За дверью шагал часовой. Андрей слышал его шаги. Иногда часовой останавливался у дверей и — от Андрея его отделяла только тонкая дверная доска — слушал. Потом сморкался, кашлял и снова ходил.

Нервы Андрея были напряжены до предела. Каждая минута казалась ему вечностью. Наконец, потемнели щели в дверях. Затихли человеческие голоса, перестали кудахтать куры, замолкли птицы. Только неутомимый часовой медленно шагал за дверьми.

Но вот Андрей услышал едва уловимый шорох, потом жаркое дыхание, всхлипывание и глухое падение тела. Кто-то осторожно возился с замком. Дверь открылась, дядя Прохор шопотом сказал:

— Товарищ гвардии лейтенант!

Андрей выскочил во двор и оказался в медвежьих объятиях Прохора.

Ни один человек не услышал бы, как осторожно в темноте разведчики обнимали Андрея, с какой тревожной нежностью ощупывали его — цел ли он, здоров ли...

— Ивашко, Гелашвили, Ермолаев, Овсюгов — за мной. Остальным ждать здесь.

Андрей коротко объяснил задачу:

— Это третий двор справа. У крыльца часовой. Гелашвили снимет его. В кухне денщик — Овсюгову убрать денщика. В спальне капитан Герд Вертер. Ивашко со мною берет капитана.

Андрей повел разведчиков к знакомому двору. Гелашвили лег под плетнем и беззвучно пополз. Следом за ним исчез Овсюгов. Через десять минут Гелашвили точно из земли вырос:

— Есть, товарищ гвардии лейтенант.

— И Овсюгов?

— И Овсюгов.

Андрей и дядя Прохор пошли в хату. У порога лежал труп часового, на кухне — труп денщика.

Послушав у дверей, Андрей вошел в спальню. Герд Вертер спал, повернувшись набок. Андрей молча кивнул своему спутнику. Дядя Прохор правой рукой сдавил горло спящего, а левой сунул в рот Вертера бинт. Потом быстро и ловко связал пленного, закутал ему голову простыней, поднял на руки и понес, как ребенка. Андрей вынул из-под подушки портфель капитана, захватил со стола полевую сумку, бинокль, снял с гвоздя одежду и вышел.

Разведчики бесшумно покинули станицу, благополучно миновали немецкие сторожевые посты и вышли на тропу, где их ждали коноводы с лошадьми.

В лесу, когда рассвело. Андрей остановил свой отряд и осмотрел разведчиков. Всадники, радостно улыбаясь, приветствовали его, сняв шапки. Рядом с весельчаком Ермолаевым Андрей увидел незнакомого бойца. Молоденький боец в лихо заломленной кубанке сидел на высоком сером жеребце и, усмехаясь, смотрел на командира.

— Новичок? — спросил Андрей, подъехав к бойцу.