Человек со шрамом
Шрифт:
Разведчики бросились вперед. Из автобуса захлопали выстрелы. Бежавший впереди молодой казак Беляков охнул и, схватившись за грудь, упал на дороге.
— Бей гадов! — закричал Андрей.
Казаки подскочили к автобусу и в яростном ослеплении перевернули его, столкнув в канаву. Выстрелы затихли. Из автобуса выползли четыре офицера. Морщась от боли, они угрюмо подняли руки.
— Обыскать машину! — приказал Андрей.
Разведчики вытащили из автобуса трупы семи офицеров, портфели и сумки с картами.
— По коням! — скомандовал Андрей.
Он сам поднял
Белякова хоронили вечером. На высоком берегу Кубани разведчики выкопали могилу и бережно опустили завернутое в палатку тело товарища. А на могильном холме положили дикий камень и ветку калины.
6.
В конце августа казачий полк, в котором служил Андрей, был переброшен в предгорья Кавказа. Полк занял оборону на подступах к важному перевалу, по которому шла единственная на этом участке дорога к морю.
И казачий полк и другие части, покинув долину, оказались в густых, непроходимых лесах. Зеленые леса покрывали здесь вершины, скаты гор, глубокие ущелья и перевалы. Ветви столетних дубов, буков и грабов, сплетаясь между собой, служили надежным укрытием от вражеской авиации: тщетно кружились над лесами немецкие самолеты, — полки и батальоны исчезли в зелени лесов.
Здесь уже не было сплошной линии фронта, которую привыкли видеть в степи. Тут на господствующих высотах, на перевалах, на подступах к долинам выросли невидимые узлы сопротивления. Казалось, что противники ослепли в этих лесах — ни бинокли, ни стереотрубы здесь не могли помочь. Непрерывная, умелая, умная разведка была здесь особенно ценной и необходимой.
В первый же вечер, как только разведчики отрыли себе землянки, Андрей приказал собраться на поляне. Заходило солнце, багряные пятна, пробиваясь сквозь густую листву, мерцали на древесной коре, на лицах людей, на ветвях. Пахло свежими стружками, дымом и тем особым запахом грибов и сушняка, который бывает только в лесу.
Стоя под деревом, Андрей осмотрел своих разведчиков, вспомнил погибшего Белякова, тяжело раненого Мартыненко, веселого Иволгина, который под Краснодаром пропал без вести. Люди выбывали, но еще многие сидели сейчас на поляне, испытанные товарищи, отважные бойцы, великолепные лазутчики. У некоторых поблескивали ордена и медали: гигант дядя Прохор, ловкий Гелашвили, умница Корнеев, смельчак Овсюгов, тонкий следопыт Ермолаев — все они были награждены.
— Вот вы награждены, — тихо сказал Андрей, — и наверное думаете, что уже лучше вас разведчиков нет. А это — поганая мысль, вредная мысль. Воевали мы в степи, а теперь вокруг нас леса да горы. Здесь с немцем нос к носу столкнуться можно. Разведка здесь первое дело, и разведывать надо по-новому. Немцы теперь будут щупать на стыках, искать лазейки, шляться по нашим тылам, вынюхивать, высматривать — где бы пробраться. А нам надо знать о них все, чтоб ни одна тропка не осталась без присмотра, чтоб мысли врага были у нас, как на
Андрей ушел ночью в сопровождении дяди Прохора. Они шли лесом, одетые в крестьянские куртки, в полинялых картузах, похожие на степенных колхозников. Лес был наполнен ночными шорохами — то встрепенется на ветке сонная птица, то пройдет стороной дикий кабан, то упадет на землю груша.
К рассвету они спустились в долину, добрались до железнодорожной посадки, залезли в кусты и решили отдохнуть. Дядя Прохор вынул из мешка консервы, хлеб, водку. Наливая Андрею, он ухмыльнулся и сказал:
— Доброе лекарство. И разведчику оно в самый раз. Выпьем за казацкую долю, чтоб была она красивая, как цветок...
Лежа в посадке, разведчики следили за станцией, до которой было метров полтораста. На станции выгружали товарный поезд, солдаты носили ящики с минами, авиабомбы, снаряды.
— Смотри, Прохор, тащут немцы во-всю, — прошептал Андрей. — Думают они к морю тут прорваться и разрезать наши войска на две части...
К вечеру разведчики покинули посадку и пробрались к огородам большой станицы, занятой немцами. Прячась в бурьяне, они тихонько окликнули горбатую старуху, поливавшую огурцы:
— Бабушка!
Старуха оглянулась и, тяжело передвигая ноги, подошла к ним. Увидев лежащих в бурьяне людей, она не вскрикнула, не удивилась, только спросила:
— Откудава будете?
— С гор, бабушка, — ответил Андрей.
Старуха испытующе посмотрела на него.
— Ну что ж, пойдемте до хаты. Немцев у меня нема. Одна живу. Перебудете сколько надо — и пойдете.
В хате было чисто: усыпанный травой земляной пол, вышитые полотенца, лампада перед потемневшей иконой. Над сундуком висела большая карточка — девять плечистых, чубатых парней в картузах, с букетами цветов.
— Сыны мои, — сказала старуха, — девятеро их у меня... все на войне... вот и зовут меня в станице солдатской мамкой...
Старуха накормила разведчиков, показала им ход на чердак, рассказала, у кого стоят офицеры. Два дня прожили разведчики у старухи и за это время узнали много важного.
На третий день произошло то, чего дядя Прохор боялся больше всего. В этот день Андрей проснулся рано и отправил Прохора в соседний хутор, где стоял немецкий танковый полк:
— Сходи, подсчитай там танки, а к ночи пойдем.
Прохор ушел, а Андрей сидел в хате, думая о замысле немцев на участке горного перевала.
Старуха вошла в хату, постояла и протянула Андрею листок бумаги:
— Вот, погляди, карточка твоя пропечатана и написано тут, что немцы дадут за тебя землю и гроши...
Андрей засмеялся:
— И тут расклеили, — и хотел было подойти к старухе, но увидел в окно большую группу въехавших во двор всадников. Старуха вздрогнула, сунула листок за пазуху и толкнула Андрея к печке:
— Лягай... Немцы...