Человек со шрамом
Шрифт:
Немцы вошли в хату, их было четверо. За ними вошли еще шесть человек, с седлами в руках. Они осмотрелись, сложили седла у порога и один из них, с нашивками фельдфебеля, подошел к печке.
— Не трожьте, — сказала старуха, — это сын мой... Хворый он...
Фельдфебель засвистал, отошел от Андрея и сел за стол. Остальные тоже расселись вокруг.
— Матка, — сказал фельдфебель, — давай молоко, яйки, масло...
Старуха принесла кувшин молока, сыр, хлеб. Немцы достали фляги и начали есть и пить. Потом они, хихикая, стали показывать на горб старухи. Один из них, молодой светлоглазый ефрейтор, подошел к
Андрей закусил губы до крови, отстегнул от пояса гранату и посмотрел вниз. Старая женщина — мать девятерых бойцов, придавленная ефрейтором, стояла на четвереньках, уродливо раздвинув босые ноги; ее седые волосы касались пола, а на спине торчало тяжелое драгунское седло. И было в этой сцене такое унизительное и страшное, что Андрей, не выдержав, наклонился с печки и хрипло сказал:
— Мама! Принесите господам солдатам вина!
— Йа, йа, вина! — закричал фельдфебель.
И когда ефрейтор отпустил старуху и она, шатаясь, вышла за дверь, Андрей вырвал из-под одеяла гранату и швырнул ее на стол. Раздался грохот, дикий крик, стоны. Стреляя из пистолета, Андрей выскочил из хаты и побежал к огородам. Но по улице уже со всех сторон к нему бежали солдаты, и старуха видела, как на него навалились человек двадцать, скрутили ему руки проволокой и унесли...
Вернувшись, дядя Прохор увидел разбитую хату, окаменевшую от горя старуху и попятился назад. Прислонившись к стене, он заплакал и, вспоминая командира, мучительно выговорил:
— Эх, Андрей, Андрей... Андрюша...
7.
Дядя Прохор вернулся в полк на пятый день. Он словно онемел от горя, и страшно было смотреть, как этот большой сильный человек отворачивается и всхлипывает, рассказывая об Андрее.
Разведчики были потрясены рассказом дяди Прохора. Они долго молчали, а потом, не сговариваясь, пошли к генеральской землянке, темневшей под скалой. Думая об Андрее, они забыли о командире полка, об уставе и шли к землянке, точно их влекла непонятная сила.
Генерал сидел в ночной сорочке. Теребя рыжеватый чуб, он водил карандашом по карте и что-то бормотал про себя. Увидев разведчиков, генерал поднялся.
— Чего вам?
Дядя Прохор совсем по-деревенски снял шапку:
— Товарищ гвардии генерал-майор... Сергеич... пропал наш Андрюша. Командир наш пропал. Отпусти нас... пойдем мы вызволять Андрюшу.
Генерал сердито поморщился.
— Кто из вас старший? Говорите толком, что случилось?
Корнеев шагнул вперед и, волнуясь, рассказал генералу о горбатой старухе, о том, как Андрей бросил гранату, как его догнали на огороде, сбили с ног, связали и увели.
— Так. И вы допустили до этого? — грозно сказал генерал. — Даю вам сроку три дня. Чтоб через три дня Одинцов был здесь. Понятно?
Лица разведчиков посветлели.
— Понятно, товарищ гвардии генерал-майор!
Через два часа после разговора в генеральской землянке казачий конный отряд во главе с дядей Прохором и Гелашвили выехал на глухую тропу и исчез в лесной чаще.
8.
Андрей лежал в погребе, связанный телефонным проводом. Тело его, покрытое ссадинами, горело, голова
«Сто двадцать на двадцать четыре — две тысячи восемьсот восемьдесят». И вдруг его озарили надежда: «Может быть кто-нибудь придет опорожнить миску».
Вечером в погреб вошли два солдата, развязали Андрею ноги и повели наверх. Один из солдат светил электрическим фонарем — узкий луч света падал на истоптанную траву, на стекла стоящей во дворе легковой машины. Пройдя по улице, солдаты повернули в третий двор справа.
Андрея привели в пустую комнату, посадили на табурет и ушли. Это удивило его. В комнате стояли стол, крестьянский шкаф, сундук.
Скрипнула дверь. Андрей с трудом повернул голову. На пороге стоял капитан Герд Вертер. Он был в желтой шелковой пижаме, чисто выбритый, надушенный и курил большую сигару. Несколько секунд Вертер с любопытством смотрел на Андрея, потом сказал по-русски:
— Здравствуйте, Андрей Михайлович.
По торжествующе-насмешливому тону Вертера Андрей понял, что капитан рассчитывает на эффект, и решил отпарировать удар. Равнодушно зевнув, он тихо ответил:
— Здравствуйте, капитан Герд Вертер.
Лицо Вертера вытянулось.
— Откуда вы меня знаете?
— У разведчика не должно быть особых примет, — усмехнулся Андрей, — а мы с вами меченые, капитан: у меня шрам, а у вас железный браслет.
Вертер откинул полу пижамы, — Андрей успел при этом разглядеть черную рукоятку маленького вальтера на поясе капитана, — подошел к пленному, достал перочинный нож и разрезал провод, стягивающий руки Андрея.
— Это излишняя предосторожность, — сказал Вертер, — все равно вы отсюда никуда не уйдете. Теперь вы, Одинцов, в моих руках.
Вертер сел за стол и пристально посмотрел на Андрея.
— Мне хотелось бы, господин Одинцов, поговорить с вами откровенно. Мы люди одной профессии, и меня сейчас не интересуют ваши политические убеждения. Должен сказать, что полковник Лем приказал расстрелять вас, но мне будет очень жаль, если погибнет такой изумительный разведчик, как вы. Я хочу сберечь вас для разведывательного искусства...
Андрей, улыбаясь, слушал Вертера. Заметив эту откровенно-ироническую улыбку, Вертер чуть-чуть нахмурился, потом привстал и протянул Андрею коробку с сигарами:
— Курите. Вы, конечно, ждете, что я сейчас предложу вам стать немецким шпионом и отправиться в тыл к русским, не так ли?
— Я не курю, — ответил Андрей, — а что касается шпионажа, то я думаю, что вы не настолько ограничены, чтоб заподозрить меня в продажности.
— Разумеется, — поклонился Вертер, — такие люди, как вы, не продаются и не изменяют. Я хочу предложить вам другое...
Вертер помедлил, встал и, понизив голос, сказал:
— Вы останетесь разведчиком, не превращаясь в предателя. Мы... мы отправим вас в концентрационный лагерь, а из лагеря вы убежите... Мы поможем вам убежать... Ну, скажем, в Америку. Там вы опубликуете сенсационный очерк о зверствах немцев...