Человек в отставке
Шрифт:
Крымов. А кто он?
Елена Николаевна. Сын какого-то полковника в отставке...
Крымов. Военные всегда имеют у вашего брата преимущества.
Елена Николаевна. Когда мы поженились, ты был достаточно штатским. По-моему, инструктор сельского райкома партии не относится к военному племени?
Крымов. Я, вероятно, счастливое исключение. У тебя сегодня занятия в школе есть?
Елена Николаевна. Да.
Крымов (смотря
Елена Николаевна. Я могу не пойти.
Крымов. А как же твоя история?
Елена Николаевна. История обождет.
Крымов. История — существо нетерпеливое и обычно ждать не хочет.
Елена Николаевна. Я позвоню... Скажу, что ты болен.
Крымов. Заманчиво, но не стоит...
Звонок.
(Поднимаясь.) Коноплев!
Повторный звонок. Елена Николаевна уходит.
Воробьев (входя, за дверь Коноплеву). Подождите, пожалуйста... я сейчас. Можно?
Елена Николаевна (в дверях). Можно, но не очень утомляйте. (Уходит.)
Крымов. А где же он?
Воробьев. Привез, Дмитрий Сергеевич. (Подавая папку.) А это почта.
Крымов (беря папку, нетерпеливо). Где же Коноплев?
Воробьев. Здесь. Сейчас позову.
Крымов. Я сам!
Воробьев. Не надо, Дмитрий Сергеевич. (Уходит.)
Крымов (входящему Коноплеву). Не здороваюсь — болен...
Коноплев. Я не знал о вашей болезни, товарищ Крымов.
Крымов. Да немного... Где же ваш цемент?
Коноплев (спохватившись). А-а, вот он. (Подает небольшой кулек.)
Крымов (рассматривая цемент). Потемней цветом...
Коноплев. Немного... Но это не имеет значения...
Крымов. Это правда... не имеет. Присаживайтесь... Валентин...
Коноплев (садясь). Петрович. Спасибо.
Крымов. Ну, рассказывайте.
Коноплев (несколько растерянно). А что, собственно, рассказывать?
Крымов. Ну, как вы это все...
Коноплев (указывая на цемент).
Крымов. А что же еще?
Коноплев. Нет, мне ясно... В общем, очень просто. Шлак после доменного процесса выбрасывается на свалку. Сотни тысяч тонн.
Крымов. Вот действительно никогда не задумывались.
Коноплев. Мы на комбинате решили использовать его рационально.
Крымов. Очень хорошо решили. Что прибавляется к шлаку?
Коноплев. Немного извести и гипса...
Крымов. И все?
Коноплев. Нет, все это размалываем... Шаровые мельницы такие у нас... (Неуверенно показывает руками.)
Крымов (улыбнувшись). В технике я понимаю... Испытывали цемент?
Коноплев. Конечно. Двести блоков сделали с арматурой.
Крымов. Сколько можете в год дать такого цемента?
Коноплев. Мы считали — от одной домны до сорока тысяч тонн.
Крымов (поднявшись). Очень хорошо. К нам едет молодежь... Семьи заводят... а жить негде. Представляете, как им важен ваш цемент. Он как бы эти новые семьи скрепляет.
Коноплев. Для семьи, пожалуй, одного цемента маловато.
Крымов (посмотрев внимательно на Коноплева). Согласен. О любви не говорю: с милым рай и в шалаше, — но хорошо, когда над головой крепкая крыша, а около дома садик.
Коноплев. Да, конечно.
Крымов. Вот вы согласны, а многие этого не понимают! Был я недавно в одном селе. Дома великолепные, а ни одной тростиночки вокруг. Спрашиваю: «Почему деревьев нет?» — «Не растет», — отвечает председатель колхоза. «Почему?» — «Почва не восхожалая», — отвечает бодро и смотрит на меня, не моргнув глазом. Работать мы научились, работаем со вкусом, а вот жить...
Коноплев. Хотелось бы, чтобы и жилось легче...
Крымов. А вам тяжело живется?
Коноплев. Я не знаю, известно ли вам... известно ли, что в сорок восьмом году я был осужден?
Крымов. Известно. В чем вас обвиняли?
Коноплев. Обвиняли? Да вот, обвиняли...
Крымов. Если вам неприятно вспоминать...
Коноплев. Приятного мало... Тем более — чувствую, сам виноват... Сознание — противная штука. А в общем, стандартный случай. Пускалась домна. Электросварщики небрежно работали. Я недосмотрел, поверил... Во время пуска лопнул шов... Одним словом, авария... Для домны и для меня... Мне предъявили соответствующее обвинение. Разные там неприятно звучащие для человеческого уха статьи... Что ж, выпытывать из меня ничего не пришлось. Сознался: недосмотр, халатность... Тем не менее — десять лет.