Человек в зеленой лодке
Шрифт:
У Вики кровь отлила от лица. Дима стоял рядом и молчал.
– Я этого ничего не знала, – замерзшими губами прошелестела Вика.
Юрий Николаевич вопросительно смотрел на нее слегка запотевшими на холоде квадратными очками. Долго смотрел.
– Так, – объявил Дима, – не будем нервничать. Если имелась договоренность, значит, решится вопрос. Скорее всего… Сейчас главное – встретиться. А там посмотрите. Поговорите с ней лично, все расскажете. Оно и уладится.
И Вика, и Юрий Николаевич посмотрели на Диму с недоверием.
Заняли свои места. Юрий Николаевич сел на лавку возле букета. Опустил голову. Маленькая шапочка, большая
Больше сорока минут не было никаких событий. Из служебного входа никто не выходил. Стали замерзать. Дима несколько раз тревожно оглядывал небо – зимний день быстро гас. Наконец Вике пришло сообщение от Олега: «Закончили. Темой недовольна. Сказала оч. мало. Моей части считай нет. Скоро выходит. Кажется». Минут через пятнадцать появился Андрей с камерой и поставил перекладину штатива на крест, начерченный Димой на заснеженном асфальте.
Снова ожидание. Снова Юрий Николаевич, ходивший от холода кругами вокруг лавочки, сел на свое место. Вика чувствовала, что она все время тянет в себя замерзшие щеки с такой силой, что сводит челюсть. Все они теперь почти не отрывали взгляда с застекленного входа и серой двери внутри него.
И вот она открывается, эта дверь. Первой выходит Черская. В умопомрачительной темно-синей шубе. Внутри предбанника Вика разглядела только густой мех воротника и изящную, стройную линию плеч: тело шубы сшито из другого меха, тонкого, имеющего переливающийся муаровый рисунок. Что это за мех, интересно? За актрисой спешит ее помощница. Вот Черская открывает стеклянную дверь и выходит на крыльцо. Видит приготовленную для нее сцену. Замирает. Шуба, оказывается, длинная, до середины икры, чудесного кроя, перехвачена поясом на тонкой талии. Это каракульча, догадалась Вика, мех нерожденных ягнят, вынутых из забитых на мясо суяглых маток. Черская занесла ногу над ступенями крыльца. Иссиня-черный замшевый сапожок в панике задумался… Сделать шаг или нет?
Потом все произошло молниеносно. Черская рванула с крыльца… Юрий Николаевич, уже давно вскочивший с лавки и, вопреки всем наставлениям, заслонивший собой и букетом для Димки весь кадр, кинулся к ней, как прибой летит навстречу песчаному берегу. Миг – и Черская отшатнулась от букета, обогнула маленького человечка по широкому кругу и понеслась на камеру с перекошенным от злобы лицом. В руке у разъяренной кошки объемистая сумка – и она уже заносит руку для удара. Димка отпрянул от видоискателя, выпустив кнопки, прижал правой рукой камеру крепко к плечу – костяшки замерзшего кулака побелели, а рукавом левой попытался закрыть объектив. Черская поняла глупость порыва, отшатнулась теперь и от Димки. Прорысила через улицу до машины. Догнавшая ее помощница быстро завела кроссовер, и они уехали.
Все стихло. Несколько секунд все смотрели друг на друга, приходя в себя.
– Блин, чуть по камере не долбанула, – сказал Дима.
Вика подошла к Юрий Николаевичу. Тот, растерянный, все еще стоял посреди дорожки, обнимая букет.
– Вы как, Юрий Николаевич? – спросила.
– Вот так встреча, – он покачал головой.
– Да, ужасно все получилось…
– Я не мог подумать, что…
Он замолчал. Вика тоже молчала. Она не знала, что сказать.
– А букет? – Юрий Николаевич заметил в своих руках неподаренные цветы. – Куда теперь его?
– Не знаю. Отвезем в контору.
В
– До свидания, Виктория, – кинул он, когда Вика припарковалась у отеля.
– Всего вам доброго, Юрий Николаевич. Вы нас простите, что все так произошло.
Он ничего не ответил, махнул рукой и вышел из машины.
Приехав на работу, Вика навела себе большую кружку кофе, обхватила ее замерзшими руками и тихим голосом рассказала обо всем, что случилось, Тоне. Та дослушала, вскочила со стула и пошла к выходу, быстро двигая лопатками на разгневанной спине. Когда через полчаса она вернулась, Вика спросила:
– К Тёмику ходила?
– Да.
– И что?
– Поругались!
– Ну вот, видишь. Я тебе говорила. Толку-то.
Тоня села, подумала немного и сказала:
– Так, я могу дать пятнадцать тысяч.
– В смысле? – Вика не поняла.
– Ну а что? Надо ему денег собрать. Тысяч пятьдесят.
– Правильно. Как я сама не догадалась, – Вика оживилась. – Я только не знаю точно, сколько смогу, надо мне посчитать сейчас.
– Так, – Тоня сделала строгое лицо, – ты не возникай даже, у тебя кредит на машину, мама, бабушка, дети… Без тебя справимся. Сейчас в группу нашу напишу, ну и паре друзей моих богатеньких позвоню, – тут она улыбнулась. – У тебя другая задача будет: передать этому человеку деньги.
Вика насупилась:
– Хорошо. Я передам. Только я тоже пять тысяч дам. И не спорь.
Тоня кивнула:
– Хорошо.
Поздно вечером Тоня скинула Вике на карту пятьдесят одну тысячу рублей, вместе с Викиными пятью получилось пятьдесят шесть. «Неровная какая-то сумма, – подумала Вика, – но что сделаешь?». Поезд у Юрия Николаевича уходил на следующий день в 8.15. Мужчина удивился, что Вика позвонила и договорилась о встрече на вокзале, но ничего не сказал.
Ночевать Вика поехала к сестре, которая жила в Москве, иначе слишком рано утром пришлось бы из Яхромы к поезду выезжать. Перед сном она сложила деньги в белый конверт, подписала: Юрию Кошелеву. Подержала конверт в руках. Какое странное ощущение. Забытое. Сто лет не держала конвертов с деньгами в руках. А раньше в них все время зарплату давали. Что-то из прошлой жизни. Она еще раз провела рукой по плотной белой бумаге.
Утро выдалось неприятным: сырым, простуженным. Пробки. На подъезде к вокзальной парковке длинная очередь. За дорогу Вика несколько раз выхватывала из подстаканника термокружку и привычно пыталась сделать глоток. Но кружка была холодна и пуста. В конце концов пришлось бросить ее на пассажирское сиденье, чтобы больше не обманываться.
Железнодорожный вокзал тоже был из прошлой жизни. Последние годы Вика путешествует самолетом. Аэропорты привычны, вокзалы забыты. Забыты пирожковые, маленькие стекляшки-кофейни, фастфуд-закусочные, забыта простота и приземленность вокзальной спешки. Вике вспомнилось, как встречала бывшего мужа из коротких журналистских командировок. За три-четыре дня она успевала соскучиться и приезжала к поезду, чтобы встретить Игоря, увидеться утром, до работы, а не ждать до вечера. Легкое, яркое чувство – она сейчас его обнимет. Поезд – добрый, хороший друг, привез, вернул любимого в Москву. Как далеко теперь это все…