Человек
Шрифт:
Хорошее было время, приятно вспоминать.
Великан
— Говоришь, делать добрые дела. А с чего начать?
— С мысли. Сначала подумай о том, что хочешь помочь. Не для выгоды. Не для славы. Не себе — вот главные слова. И Бог даст силы сделать доброе дело.
— Помыслить? Не глупо. Но как ты к этому пришёл? Когда?
— В юности. Сон видел. Чёрная пустыня бескрайняя, холод, ветер и на всём этом пространстве, как тени, толпы мечущихся людей. Напуганные, в лохмотьях. Один из них подбегает ко мне и говорит: «Надо бежать. Тьма
Взросление
В ранней юности была у меня любовь, звали Агния. Я, конечно, все больше тогда в киноактрис влюблялся, но они небожители, были далеко, а эта рядом. Работала мастером в парикмахерской. Я ходил подстригаться только к ней и втайне мечтал о взаимности. Работала она, то вечером, то утром, то с двух, то с девяти.
Меня уже знали. Пришел как-то утром, говорят: «Твоя после двух». Пришел вечером, говорят: «Раздевайся, садись, сейчас подойдет». А сами между собой щебечут о ней, о моей возлюбленной.
«Сходи, позови Агнию, — говорит одна другой, — стоит на ветру, в такую холодину и все болтает. Да, было б с кем, с Илюшкой».
Так в тот день она ко мне и не подошла, стричь стала другая. Я сказал, чтобы сняли немного. А через неделю опять в парикмахерскую прибежал, к своей.
Застрекотали ножницы над моей макушкой, сердце колотится, сижу, ни жив, ни мертв. Никого нет, только мы вдвоем. Я и она. Ну, думаю, сейчас объяснюсь, приглашу на свидание.
И вдруг приходит парень. Не раздеваясь, садится в свободное кресло и просит у нее денег. Да так, будто право на это имеет. Машина у него сломалась, а ему на ней надо в институт. Моим присутствием не смущаются, ни он, ни она.
А далее и вовсе, взял, да и вынес, искреннему чувству моему, смертельный приговор. Спросил:
— Может, у Кольки взять? До вечера. Вечером отдам.
— Сам ему и звони, — ответила Агния.
— Да, как же ты не понимаешь, — закричал на нее парень, — я с мужем твоим не могу говорить.
«Вот, — думаю, — и вся любовь».
Она подстригла, я расплатился и скорее на воздух.
Казалось, свет белый для меня померк. Последний день живу. Ан, ничего, прошло, зарубцевалось. Она и не узнала о моей любви. А я повзрослел.
Влияния
— Охо-хо, — произнес Огольцов.
— Что такое? — поинтересовался Щукин.
— Со мной происходит что-то ужасное. Одновременно возникло несколько проблем. От которых не уйти, не спрятаться.
— Все не вовремя, ни к месту? Руки опускаются? Это влияние Плутона.
— А может, кризис среднего возраста? Мне вчера стукнуло сорок лет.
— Тогда
— Ох уж эти, иронистические, механизмы. Но ничего, ирония иронией, но смеется хорошо только тот, кто свои сорок лет переживет. Правильно?
— Правильно. В сорок лет человек должен или более активно использовать накопленный опыт, либо совершенно отказаться от всего привычного и кардинально изменить свою жизнь.
— Человек ни в сорок, ни в шестьдесят, ни в восемьдесят — никому, кроме Господа Бога, ничего не должен.
— Я, собственно, об этом и говорю. Все беды в нас, и не стоит убегать в никому неведомые миры, сотворенные чьим-то больным воображением. Все в порядке. Солнце — греет, Луна — светит, а что еще человеку надо? Прорвемся.
Внук и дедушка
Пятидесятилетний внук беседовал со своим девяностолетним дедушкой, вернувшимся из длительной эмиграции на Родину. Не зная, с чего начать, он решил поговорить на отвлеченные темы.
— А вот скажи, дедушка, — спросил внук, — что, на твой взгляд, служит лучшим украшением для молодежи?
— Думаю, набожность, — нисколько не смущаясь вопросом, ответил дедушка, — она удерживает молодые сердца в невинности, предохраняет от нехороших мыслей, прогоняет грех, душе сообщает спокойствие, здоровью — крепость и, вместе с тем, приобретает честь у людей.
— Я, собственно, не об этом хотел говорить. Ну, допустим. Пусть — набожность. А что кроме, что после набожности?
— После набожности лучшим украшением для молодежи служит любознательность. Она состоит в том, чтобы как можно больше получить полезных знаний. Знание — это добро, которое не горит, не тонет, которое ни вор не украдет, ни червь не подточит.
— Очень интересно рассуждаешь, дедушка. Можно заслушаться. А на третьем месте что?
— И на третье место, что-нибудь найдем. Третьим украшением, для молодежи, будет — благопристойность.
— Расшифруйте, дедушка, для меня, убогого, искалеченного материализмом.
— Я говорю о том, что прежде чем сказать что-либо или сделать какое-нибудь дело, молодой человек должен подумать, обдумать хорошо ли то слово или дело. Чтобы потом не пришлось стыдиться за него.
— А если проще? Попроще.
— Молодой человек должен взять за правило не употреблять никогда нечистых и скверных слов.
— Ну, это в наши дни невозможно. Как говорится, «поезд ушел». Упустили «синюю птицу». Ты, дедушка, что попроще скажи, для теперешнего времени. Не с луны же свалился. Хоть и в эмиграции жил, но на земле. Помилосердствуй.
— Пожалуйста. Трудолюбие! Для себя ли, для другого, за деньги ли, или даром, по обязанности или добровольно — нужно работать усердно.
— То есть на чужого дядю, как на себя? Это мы проходили.
— На кого бы ни работал — все равно. Работа твоя должна быть честной и тогда она принесет тебе честь. А ленивцам — позор и осуждение.
— Это не нашему народу наставление. Русский работник — плохой работник.
— Плохо думаешь о своем народе, о себе, о сыне своем. С этого начни, то есть с себя. Отец учил тебя с раннего детства отдавать честь всякому, никогда не осуждать никого, кроме себя. Да видно, не в коня корм. Жаль, мой сын, твой отец, рано умер. И себя виню, что все эти годы с вами в разлуке был. Развратили вас, обезбожили. Стану молиться за вас, чем смогу, помогу.