Человек
Шрифт:
А, Славик, муж мой, ты не поверишь, был одарённым, я бы даже сказала, гениальным учёным. Но не в своё время родился. Вот примерно такие были у нас с ним разговоры:
— Ты у меня гений, — говорила я ему.
— Брось, — смущался он.
— Точно тебе говорю. Но, гений второго ранга.
— Почему не первого? — терялся мой.
— Первого ранга — это Коперник, поставивший в центр вселенной Солнце вместо Земли. Колумб, открывший Америку. Наконец, Лобачевский Николай Иванович. Одним словом первооткрыватели. Но ты не должен комплексовать. Гений второго ранга — это очень высокое звание.
— Унизила, — смеялся Славка. — Похвалила, но втоптала.
— Клевета, —
Такие вели разговоры.
Слава мой, если говорить без обиняков, работал под руководством одного чёрта. Помогал ему камни в хлеба превращать.
Этот чёрт, его начальник, был в гостях у нас. Не церемонясь распространялся о своей методике соблазнения слабого пола. Интересовали его только недоступные, а если уж совсем расставлять все точки над «И», то только сам процесс их падения, капитуляция.
По его методе у каждой женщины есть свои «слабые дни», то есть такое состояние, когда их можно брать голыми руками. Он всех «недотрог» обзванивал регулярно, стараясь в разговоре, по голосу определить не его ли сегодня день. Если муж, у какой захромал, запил, он тут как тут. А, как добьётся своего, ославит. Да. Похвастаться любил. И поминай, как звали. Он и меня измучил. Узнал, что я беременная и прохода не давал. Мужу советовал настаивать на аборте, а меня убеждал в том, что ребёнка надо сохранить. Умолял, чтобы к нему ушла. Попил тогда кровушки. Раз по сорок звонил на дню. Даже ночью не оставлял в покое, чёрт вонючий.
Муж рядом, в одной постели со мной, спит, а я шёпотом с ним разговариваю. Трубку не бросишь, перезванивать станет. Говорить, чтобы отстал, бесполезно. Сто раз говорила, да он и слушать не хотел. А, как случился выкидыш, и муж, и начальник его, тот час успокоились. И с подчинёнными этот чёрт вёл себя точно так же. Пока мог у них, что-то украсть. Пока могли они быть ему, чем-то полезны, он всё им прощал. Был с ними добрым и ласковым. А, как только выжимал из них всё, до последней капли, то тот час выгонял. Без жалости, без сострадания. Лишал брони, служебных квартир. Казнил со спокойной душой. Хотя, какая там душа у чёрта? Пятно мазута. А вместо сердца — кусок угля. И даже не антрацит, а шлак, не годный ни на что.
Ведь сколько муж у него работал, он всё это время мне названивал. Слава, для него камни в хлеба превращал, докторскую ему писал. А он в это время разговорами прощупывал его жену, не готова ли она выполнять роль наложницы, в его гареме. Но, как только понял, что не добиться своего, терпенье лопнуло. Стал кричать, что муж мой ничтожество, и что если я живу с ним и не желаю этого замечать, то значит и сама не лучше.
Уверял, что Славу терпел, только из-за глубокой симпатии ко мне. И действительно, вскоре муж лишился всего. Закрыли тему, над которой он пять лет работал, отняли лабораторию, лишили финансирования. А, что страшнее всего, он как-то спокойно воспринял случившееся. Словно этого и ждал. Я этого простить ему не могла. То, что руки опустил, сдался. То есть стал себя вести именно так, как того и хотелось начальнику. Получалось, что тот был прав и жила я с ничтожеством, которому хватило одного щелчка по носу, что бы поджать хвост и беспомощно поднять лапки. А что было бы, если б я родила? Об этом страшно даже подумать.
Но это только в книгах и фильмах, прозрение наступает мгновенно, и решения принимаются тот час, безотлагательно. А в жизни всё по-другому. Я ещё долго с ним жила. Да, и до сих пор продолжала бы жить, наверное. Если бы не узнала о его предательстве. А так, прогнали, ничего, переживём. Муж стал пить пиво, отращивать живот, и лежать на диване сутками напролёт.
А меня, в то злосчастное время, наоборот, и на работе, и на улице трогали все. Без комплемента не давали шагу ступить. Все лезли с подарками, с ласками. Да, тут ещё Слава откровенничать стал. Признался, что ради карьеры, приходилось таскаться за «калекой», дочкой начальника. Отпрыском того самого чёрта. «Ненавидел её, но хотел повышения». И это он мне в подробностях, как в пьяной компании собутыльнику. То есть всё прямым текстом.
Но и после этого я сразу не ушла. Страдала, но вскоре утешилась. Завела любовника по имени Валентин. А тот не лучше мужа. Молод, глуп, ревнив. И, что самое страшное, я от него забеременела. Появилась вторая возможность стать матерью. Но как? Честное слово, жила бы одна, было бы проще. А так, на моей шее два мельничных жернова, две ноши неподъёмные. И муж, и любовник, как было и прежде, принялись каждый по своему терзать меня. Просили оставить ребёнка. Но это всё одно, как дети малые. Увидят на улице брошенного щенка и умоляют мать взять домой. Они-то о нём наигравшись забудут, а ей с щенком потом мучайся. Не сказать, чтобы легко мне это решение далось, но я решила сделать аборт. Муж запил, словно только того и ждал. Любовник стал жилы из меня тянуть, кровь сосать с удвоенной силой. Кое-как, со слезами, с долгими разговорами, с бесконечными уходами — возвращениями, но я и от Валентина отделалась, освободилась. А муж висел, как гиря на ноге. С ним помаялась. Лечила от алкоголя, побои терпела, сама рукоприкладствовать научилась. Тонны навоза за ним выгребла, а потом вспомнила ему «калеку», дочь начальника и сказала: «Иди к ней, мои силы кончились».
Что ж ты думаешь? Пошёл. С ней теперь живёт, как ни в чём не бывало. И что мне эта спасительная мысль раньше в голову не пришла? Сколько бы сил и нервов сохранила. Потом поменяла квартиру, работу. Устроилась в типографию, в отдел кадров, там с Володей познакомилась. Погуляли с ним четыре месяца и записались. Как-то всё по инерции. Без чувств, без толку. Теперь вот маюсь. Глупо жизнь проходит. Бессмысленно. Со Славой, с первым мужем, тяжко было в последние годы, подчас просто невыносимо, но было ощущение жизни. Я знала, что живу, что я ещё живая. Сейчас такого ощущения нет.
И практически не меняя тона, захлопнув альбом, который я всё одно не смотрел, Клава сказала:
— Проведи эту ночь со мной.
— За этой ночью наступит другая, как я Володьке в глаза посмотрю? — говорил я, стараясь как-то сопротивляться её нарастающей похоти. Она меня не слушала. Шарила своими горячими руками у меня под рубашкой и её влажные губы мешали мне дышать и говорить.
Случилось.
Смотрины
В ресторане, за свадебным столом, моим соседом оказался помятый блондин годов сорока. Представился Никитой Шинкарёвым, и рассказал целую историю.
Началось всё с того, что он поинтересовался, моим семейным положением. Я ответил, что молод, и всё ещё у меня впереди. В свою очередь и я ему задал такой же вопрос. Никита хотел не отвечать, буркнул «щекотливое дело», но всё же признался, что холост и, тут, вдруг, его понесло.
— Мне уже поздновато, надо было в твоём возрасте семью заводить. А, я тогда пил безбожно. Была у меня одна фабричная, Ася Хрумкина. Пришёл к ней однажды в гости.