ЧЕЛОВЕК
Шрифт:
– Так. Самым естественным образом. Всё это случалось с ним во время сна. Сам спит, а процесс идёт. Поэтому-то с ним более одной ночи никакая женщина и не выдерживала. Очень хорошо помню то время. Повсюду сохнущие матрацы и простыни. Сам стал побаиваться, как бы всё это не оказалось наследственным.
– Вы говорите не одна женщина… Но до этого сказали, что у Валерия был роман с мамой?
– Да. Был. Но, мать к тому времени умерла. Вот он и таскал всяких. Вокзальных, площадных. Надеялся на снисхождение. Но, и те после «мокрой ночи» сбегали, как ошпаренные. Потом, и того хуже. Додумался, стал ко мне приставать,
– Зачем вы пришли?
– со слезами на глазах, спросила Татьяна Александровна, - Что бы очернить Валеру? Опозорить его?
– Нет. Ни в коем разе. Пришёл поздравить. Я, видите ли, убеждён, что брат брата должен прощать и принимать его таким, какой он есть.
Не успел Василий закончить последнюю фразу, как входная дверь распахнулась, и в квартиру вошёл вернувшийся из института Валерий Павлович.
Разуваясь в коридоре, ещё не видя нас, он со смехом стал рассказывать, что это была за сигнализация. « Ничего страшного, просто подчинённым захотелось поздравить шефа. Я с ними завтра планировал посидеть, но им неймётся, на сегодня переиначили. Хочешь, не хочешь, а рюмку-другую пришлось опрокинуть».
Говоря всё это, он вошёл в комнату и, увидев брата, остолбенел. Замер так, как должно быть, замирает кролик, встретившись взглядом с удавом.
– Не пугайся. Я поздравить тебя пришёл, - по-свойски сказал Василий.
– Что?
– настороженно переспросил Валерий Павлович.
– Говорю, пришёл поздравить с днём рождения.
– Пришёл, так сиди. Это мой родной брат, - с плохо скрываемой неприязнью, сказал Валерий Павлович.
За столом воцарилась гнетущая тишина.
– Василий нам рассказывал, как ты машинистом… - выдавила из себя Татьяна Александровна фразу, которую закончить так и не смогла.
Её голос задрожал и пресёкся.
– Машинистом? Конечно. Я предполагал. О чём же ещё мог он поведать, - добродушно ответил Валерий Павлович, накладывая себе салат.
И вдруг, схватив брата за грудки, он стал его бить кулаком по лицу. Наотмашь, сильно, озверело. Татьяна Александровна попыталась его остановить, но он обозвал её скверным словом и велел убираться. Она хотела ослушаться, но он настоял и не успокоился, до тех пор, пока за ней не захлопнулась дверь.
– Поздравить пришёл? Салатика поесть? Кушай!
– кричал Валерий Павлович, избивая лежащего брата.
Сказав последние слова, он схватился за скатерть, сгрёб все угощения и обрушил их на Василия.
– Пусть отмечает моё сорока-восьмилетие, - сказал он, обращаясь ко мне, - а мы, Серёжа, давай пойдём из этого дома. Тут уже ничего не исправить.
Влекомый властной рукой Валерия Павловича, я вскоре оказался на улице. Мне предстояло слушать оправдательную речь старшего из братьев, столь же душевную и доверительную.
– Не поверите, - заговорил он, обращаться ко мне на «Вы».
– Покойная мать, царствие ей небесное, аборт хотела сделать. Ну, куда говорит в тридцать шесть рожать, люди засмеют. Да и устала она,
Это только мне одному известно, с какими трудами я его вырастил. И вот благодарность. Наверное, не те сказки читал. Пять невест у меня было, и всех отвадил. Со всеми разлучил. Как ни следи, не уследишь. Прознает, где я живу, подгадает момент, ворвётся и всем сказку про белого бычка расскажет. Брат спал с матерью, воровал, ходил под себя, убивал людей, работая машинистом, менял сексуальную ориентацию и прочее, прочее. Я уж и квартиру разменял, и свой адрес хранил в секрете, переезжая с места на место раз десять. Всё зря. Каким-то невообразимым образом меня находит и пакостничает.
– Через адресное бюро, - уверенно сказал я.
Заговорил я собственно для того, чтобы как-то успокоить дядю Валеру, показать своё расположение. Убедить, что клевете не поверил.
– Зря вы, Валерий Павлович, с Татьяной Александровной так грубо обошлись, - высказал я то, что более всего меня задело.
– Милый Серёженька, голубчик вы мой, золотое сердце, - начал он витиевато, - так ведь не отмыться же. Не оправдаться за всю жизнь. Как там Геббельс говорил, чем страшнее ложь, тем больше вероятность того, что хоть что-нибудь после неё останется.
Женская, да возможно и общечеловеческая природа такова и никуда от этого не деться. Поэтому Татьяну Александровну я и прогнал. Уже не склеить, не вернуть того, что было. Наша семейная жизнь после напутствий брата, просто обречена. Я пробовал, живя с другими, «загладить, искупить». Увы, всё тщетно.
Гуляя по городу, мы подошли вдруг к железнодорожному полотну. Совсем рядом маленький маневровый тепловоз тащил за собой огромную платформу с щебнем. Поравнявшись с нами, из кабины тепловоза высунулась круглая, чумазая, физиономия и, окликнув Валерия Павловича, сказала:
– Ей, извращенец, поехали людей давить. По карманам опять будешь шарить.
– Некогда, - крикнул в ответ дядя Валера.
– Ты, смотрю, опять за своё. Ничего, смазливый мальчишка!
Физиономия скрылась, а мой спутник, смеясь, стал объяснять смысл произошедшего.
– Это тот самый дядя Юра и есть, с которым я, якобы, работал в бригаде помощником.
– Понял, - согласно кивнул я, а сам задумался: «кому верить?».
15.07.1999 г.
Заждалась
Обычно муж приходил с работы в восемь, а тут на часах одиннадцать, а его всё нет. Молодая жена заплакала, утешать её пришли родные.
Мать сказала: «Хвали его почаще, мужчины это любят».
Отец сказал: «Не в похвалах дело, живи его интересами».
Бабушка, выставила родителей из внучкиной комнаты и, стала её расспрашивать:
– Ты, не плачь, не горюй, моё солнышко. Расскажи, что стряслось?
– Любимого мужа нет. Что-то случилось. Я замечала, в последнее время, он слушает меня, а сам мыслями далеко. Не завёл ли другую?