Чем вы недовольны?
Шрифт:
Курбский растерялся: столь неожиданно явилась та, ради которой он, как нетерпеливый, опрометчивый юноша, мчался на берег Белого моря.
Курбскому принесли ужин и коньяк. Анатолий сделал заказ, попросил принести вино, если можно – грузинское. Катя, в костюме цвета спелых вишен, несколько возбуждённая, сидела напротив того, кто, увидев её, наконец возмечтал о высшем благе, дотоле неизвестном ему семейном счастье.
Курбский ждал. Он знал, что, разливая вино, молодые горцы непременно спросят разрешения наполнить его бокал. Коста,
– Извините… Мы не знакомы. Разрешите ваш бокал…
Курбский разрешил. И оглянулся. Он искал глазами официантку. Тут же заказал шампанское. Косте не понравился жест соседа, он нахмурился. Но Анатолий взглядом успокоил его.
Опьянённый удачей, человек без паспорта, Прохорчук-Лавров-Курбский развязно разговаривал с Катей. Импозантный авантюрист не мог бы даже вспомнить, когда он был столь увлекательно разговорчивым. Между тем его назойливое внимание к незнакомой девушке уже становилось оскорбительным для её спутников. Несколько раз Катя пыталась унять красноречие Курбского, но он, предлагая тост за тостом, не желал замечать, как закипает Коста.
Анатолий знал: Коста может сорваться каждую секунду, и старался улыбками и короткими фразами по-абхазски охлаждать его.
– Не будь дикарем, – наконец строго сказал на родном языке Анатолий.
– Я дикарь?! А он?!
Секунду-две Коста помедлил, сказал «извините», встал и пошёл к выходу, как оскорбленный рыцарь, у которого незаконно отняли меч, Курбский не умолкал, ему было не до внезапно ушедшего соседа.
Катя, глядя вслед Косте, удивленно расширила глаза… В ресторан входил Воробушкин и с ним тёмноглазый с горским носом, встречавшийся ей в Сухуми.
Бур увидел Катю и резко повернул обратно. На нём была пижамная куртка, поверх неё надет пиджак. В таком виде предстать перед своей мечтой он не мог.
Двигаясь к столику Кати, Евгений Воробушкин просто так, из профессиональной осторожности, чуть поднял левую руку, сделав многозначительные глаза. Катя поняла.
Подойдя, Воробушкин поклонился Кате, она протянула руку и стала представлять друзей и нового знакомого.
– Курбский, – услышал Воробушкин.
– Леон Константинович, – добавила Катя.
– Очень приятно, – улыбнулся Евгений, не назвав себя.
Оперативные работники, охраняющие покой граждан и государства, зачастую незнакомые с системой Станиславского, отлично вживаются в любой образ без репетиций. Воробушкин как будто даже не взглянул на Курбского. Тут же обернулся, чтобы глазами предупредить Богдана, но тот исчез. Лейтенант догадался, что Бур, увидев Катю, вернулся в вагон, чтобы принять соответствующий вид. И верно, вскоре Богдан снова вошёл торжественно-великолепный, в чёрном костюме, белоснежной рубашке и умопомрачительном галстуке. Бур и Воробушкин сели за столиком поближе к выходу.
– Богдан, я хотел познакомить вас, но помешал вон тот, что сидит напротив девушки… – тихо сказал Воробушкин.
Бур сжал черенок
– Взгляните на него… Незаметно. Фамилия его – Курбский, Леон Константинович. Вспомните фото.
Бур мгновенно переключился. Он, как бы безразлично, оглядел Курбского и, окончательно остыв, шепнул:
– Он. Я его видел мельком в компании Джейрана, но не знал, что это тот самый…
– С Катей Турбиной познакомлю в Ломоносовске, а теперь делайте вид…
Вернулся Коста. Ничуть не успокоившийся. Наоборот. На Курбского даже не взглянул. Сел рядом с ним. И, конечно, не выдержал:
– Уважаемый… почему вы так невежливо, неприлично смотрите на незнакомую вам девушку? – вызывающе спросил Коста.
Катя, как ни странно, одобрительно улыбнулась.
– Просто оказываю должное внимание даме, – залепетал Курбский, увидев кинжальные глаза горца.
Коста вскочил. Анатолий не шелохнулся, он только как можно выразительнее посмотрел на Косту и опять сказал два слова по-абхазски. Коста стиснул зубы. Выручила Катя.
– Нам пора. Идёмте, Коста. Спасибо, – она чуть улыбнулась Курбскому и пошла из вагона. За ней шёл гордый Коста.
Анатолий расплатился, поклонился Курбскому и, виновато улыбаясь, оставил ресторан.
– Кто эти двое? – спросил Бур Воробушкина.
– Всё узнаем на месте.
Мог ли Курбский думать, что за соседним столиком в эту минуту подвели черту под его многолетней деятельностью члена корпорации аферистов, мошенников, стяжателей и проходимцев.
Он вернулся в купе, надел пижаму и улегся на диван. Чувствовал себя в этот час как человек, которому много лет сопутствует удача.
– Главное сделано. Теперь мы знакомы. А эти, мальчики-грузины, не в счёт.
Воробушкин в это время осведомился у проводника, куда следует пассажир, занимающий единственное в мягком вагоне двухместное купе.
В купейном вагоне в это время шла темпераментная сцена. Разразилась она, как только Катя вышла в умывальник.
– Ты ведешь себя, как наши предки в те времена, когда на поясе каждого горца висел кинжал и он объяснялся им как мог. Ах, как необходимо, чтобы многие наши молодые люди прошли военную школу и перестали из-за каждого пустяка угрожающе сверкать глазами.
– Зато тебя слишком переучили, ты не в состоянии защитить честь девушки.
– Девушка, о который ты говоришь, способна защитить тебя самого. В тебе, к сожалению, ещё живы остатки диких нравов и обычаев… Ты – феодал!
Именно последние слова Анатолия услышала Катя. Умывальник был закрыт, поезд подошёл к станции. Катя вышла на перрон подышать. Окно купе, в котором находились Анатолий и Коста, оставалось открытым.
– Такие, как ты, до сих нор косо смотрят на девушку, если она отметает глупые обычаи, посещает клуб, знакома не с абхазскими парнями и ведет себя, как наша Катя Турбина. Вся семья Эшба восторгалась ею!